Его рука потянулась к звонку. Палец нажал на кнопку и словно к ней прирос. Мария-Елена вышла на крыльцо. Она была в платье с короткими рукавами и босая. Он хотел крикнуть ей, чтоб она не спускалась вниз со ступенек — там лежал снег. Губы отказались ему повиноваться. Она шла ему навстречу и улыбалась. А он все глубже и глубже проваливался в какой-то вязкий мрак, окутывавший его мягким непроницаемым коконом.
— Положение критическое, — сказал врач, снимая марлевую маску. — Мы сделали все, что в наших силах. Остается уповать только на Бога. У него есть родственники?
— Не знаю. Должны быть, — пролепетала Муся. — Кажется, у него были жена и сын. Я не видела его больше двенадцати лет. И не знаю, где он теперь живет. Я только знаю, что его зовут Вадим. Вадим Соколов.
— Больному требуется уход и дорогие лекарства. Сами понимаете, на медицину сейчас выделяют сущие гроши. Разумеется, мы оказали всю необходимую помощь, однако в дальнейшем, если все будет хорошо, ему придется пройти курс интенсивной терапии.
— Я могу дежурить возле него. Тем более я плохо сплю по ночам. Что касается лекарств, вы только скажите, какие нужны. Я готова заплатить любые деньги.
Врач посмотрел на нее недоверчиво.
— Но он может пролежать в больнице месяц, два и даже больше. Хотя, вполне возможно, не сегодня-завтра он умрет. В его возрасте инсульт либо проходит почти бесследно, либо имеет летальный исход.
— Он будет жить. Вот увидите, — сказала Муся с уверенностью. — Мне можно его увидеть?
— Думаю, что да. Но он без сознания. Это еще счастье, что возле вашего дома оказалась «скорая» — в таком случае дорога, что называется, каждая секунда.
— Это я, — сказала Муся, присаживаясь на табурет возле высокой койки, на которой лежал совсем незнакомый ей человек, весь в сложной паутине шлангов и проводков. Она знала, что это Вадим, ее Вадим — она сама узнала его там, в снегу возле калитки, когда вышла вслед за санитарами, уносящими носилки с Алешей. Теперь она не могла в это поверить. — С тобой все будет в порядке. Но почему ты не приехал раньше? Я ждала тебя чуть ли не до самой последней минуты, а потом появился Алеша… И я перестала тебя ждать. Я не могу любить вас обоих сразу. Ты меня слышишь?
Ей показалось, будто ресницы Вадима шевельнулись. Она погладила его безжизненную тонкую руку, подавила горестный вздох.
— Ты слышишь меня. Да, ты все-таки ко мне пришел. Через двенадцать с половиной лет. Зачем? Я бы очень хотела это знать. Решил наконец забрать меня с собой? Но почему через двенадцать с половиной лет, а не через неделю, месяц, пять лет после того, как мы расстались? Где и с кем ты был все эти годы? Неужели не чувствовал, как мне плохо, тяжело, невыносимо? Ты не дошел до меня всего несколько шагов… Наверное, ты испытывал страшное напряжение, да? Ты думал: а вдруг ее здесь больше нет? Вдруг ее вообще уже нет на этом свете? Могло и так случиться, если бы не Павел Угольцев. Наверное, ты не помнишь его. Ты сказал, когда мы возвращались с моря и Павел преследовал меня: «Этот человек действует мне на нервы». Помнишь? Но если бы не этот человек, твоя Мария-Елена наверняка бы что-то с собой сделала. Я очень благодарна этому человеку, хоть сегодня он и обозвал меня шлюхой. Он сделал это впервые в жизни. И я его простила. Я на самом деле шлюха. Только Алеша об этом не догадывается. Но я ему скажу — вот увидишь. — Она встала. — Мне пора. Он меня ждет. Прости нас обоих.