— Ты, как всегда, прав. Но я, честно говоря, не знаю, с чего начать.
— Можешь с самого конца. Или у этой истории еще нет конца?
Муся пожала плечами и отвернулась.
— Зачем ты вышла замуж за этого типа?
— Сама не знаю. Он ужасно беспомощен в этой жизни. Совсем как маленький ребенок.
Она почувствовала комок в горле и замолчала.
— Мы все беспомощные дети. Думаешь, ему нужна твоя жалость?
— Не нужна. Совсем не нужна. Ты не представляешь, Саша, как он от нее страдает.
Она долго плакала на груди у Старопанцева, а он гладил ее по спине, волосам, испытывая при этом самые противоречивые чувства. Да, он любил эту женщину, но они были так похожи, что, находясь с ней рядом, он быстро уставал и начинал испытывать раздражение. Сейчас он понимал ее всей душой, вполне разделял ее чувства и от этого злился на них обоих.
— Ну, будет, будет, — наконец сказал он. — Прости меня за грубую откровенность, но тебе нужен мужчина. Тебя давно никто не целовал и не ласкал. Верно, моя девочка?
Она кивнула головой и громко шмыгнула носом.
— Он… я… мы не настоящие муж с женой, понимаешь? Но это не потому, что Вадим неполноценный мужчина — другой раз он смотрит на меня такими… молящими глазами. Только я не могу с ним спать. Не могу.
— Потому что ты любишь того мальчишку?
— Наверное. Хотя последнее время Алеша отдалился от меня. Понимаешь, он осуждает меня за то, что я вышла замуж за Вадима, хоть и не говорит об этом вслух. А ведь Вадим — его родной отец.
— Библейская история получилась. А Библия, на мой взгляд, самая трагичная книга в истории человечества. Увы, у меня тоже не получается легко и просто.
— И Ванька на меня дуется. Он не соглашается называть Вадима отцом. Мне кажется, он не поверил в то, что Вадим его отец. Вчера он сказал, что никогда бы не пошел со мной в разведку. Потому что считает меня самой настоящей предательницей. Но разве я могла поступить иначе после того, что выпало на долю Вадима?
— Могла. Увы, мы, русские, любим отдаваться с головой чувству безысходной жертвенности. Оно захватывает нас больше, чем разудалый загул. Но в обоих случаях рано или поздно наступает отрезвление. Это очень жестокое, я бы даже сказал, беспощадное ощущение, Машенька.
— И что мне теперь делать?
— Ты хочешь получить этот совет именно от меня?
— Да. — Она жалко улыбнулась ему. — Ведь ты всегда был откровенен со мной.
— Был, есть и буду. Ты это хочешь сказать? А тебе никогда не приходило в голову подумать о том, каких мучений мне это стоит?
— Прости меня, Саша. Но ведь у нас с тобой никогда бы не получилось такого семейного счастья, каким ты его себе представляешь.