Когда у казаков кончились патроны, они сдались. Пятерых Арышев привел в полк. Таких набралось около ста во главе со станичным атаманом из Дрогоценки. На них были брюки с красными лампасами, на боку сабли и японские винтовки «Ариасака». Они готовились встретиться с нашими воинами в открытом бою, но японцы не успели подать им команду, а генерал Бакшеев, как известно, в первый же день удрал в Харбин. Так и остался не у дел корпус «Союз казаков» — детище Бакшеева.
Полк шел на Хайлар. Грунтовая дорога вела по выжженному солнцем Баргинскому плоскогорью — однообразной пустыне. Только на бугорках с тарбаганьими норами топорщился сухой полынник и колючая трава. Встречались и голые плешины — солончаки.
В небе круто стояло огненное солнце. Серый суглинок, истертый в порошок, стеной валил из-под ног и колес, забивал ноздри, скрежетал на зубах. Губы у солдат запеклись от жары, побурели щеки, просолели от пота гимнастерки. Всех томила жажда, но воды нигде не было. Встречающиеся на пути озера пересохли. Остались только мелкие лужицы с соленой мутной влагой. Надежда была лишь на своих снабженцев. Но они не успевали подвозить воду. Поэтому, когда на обочине появился «виллис», волоча за собой шлейф пыли, все обернулись. В открытой машине рядом с шофером сидел командир дивизии. Шофер сбавил скорость, Громов крикнул:
— Семьсот семьдесят седьмой, подтянись! Скоро привал!
— А вода будет? — вскинул голову Веселов. — А то уж язык к небу присох!
— Скоро подвезут. — Крепитесь, товарищи!
Действительно, вскоре подошла грузовая машина с резиновым баллоном во весь кузов. Батальон остановился. Солдаты (откуда только силы взялись) мигом атаковали машину. Но комбат приказал построиться по взводам. Люди цепочкой подходили по одному, подставляли котелки и каски под шланг, из которого бежала вода. Наполнив их, солдаты отходили и с жадностью прикладывались к своим посудинам, освежали лица, а остатки драгоценной влаги сливали во фляжки.
Вода — не водка, но и ее нельзя в походе много пить. Однако некоторые не думали о последствиях. А последствия сразу же сказались, как только роты двинулись в путь.
Шумилов пожадничал. Вода булькала в животе, отяжеляла тело и сочилась изо всех пор, как в парной бане. Идти было еще тяжелее. А тут, как назло, пошел голимый песок. Ноги тонули по щиколотку. Бойцы брели, как по снегу. Гимнастерки вымокли, хоть выжимай. Ноги от слабости заплетались. Люди выбивались из сил.
— Не дорога, а морской пляж, — злился Шумилов. — Такого и в Забайкалье не было.
— А в Монголии встречается, — сказал пожилой солдат. — Когда я воевал на Халхин-Голе, то пришлось поползать по песку.