Но танки почему-то не показывались. Остановились где-то на склонах гор в лесу, а в долину не спускаются.
Всю ночь резервисты ждали наступления. Утром стало известно, что танкисты захватили двух казаков и увели к себе. Парыгин с Ямадзи решили послать к ним парламентеров, чтобы выяснить, чего они хотят. Но тут вернулись захваченные казаки. Они пришли в штабную палатку к Парыгину и рассказали, что у танкистов кончилось горючее, танки не могут дальше идти.
— Но биться с ними, господин полковник, бесполезно: у них занята круговая оборона, имеется большой запас боеприпасов.
— И самое главное, что мы узнали, — заговорил другой, — это согласие японского императора на капитуляцию.
— Кто вам сказал? — побагровел полковник.
— Мы сами слушали Москву, у них знаете какая мощная рация? Василий готов был обнять казаков за такие радостные вести.
— Они ни о чем вас не просили?
— Как же, просили… Их начальник сказал: «Передайте своему полковнику, если достанет для нас горючее, мы этого не забудем».
— Надо подумать, — взглянул на Парыгина Василий.
Полковник отпустил казаков, прошелся около стола, теребя поседевшие усы под висячим носом. Весть о капитуляции Японии окончательно деморализовала его. Больше надеяться не на кого. Надо самому решать свою судьбу.
— Так что будем делать, Василий Леонидович?
По глазам и тону в голосе Шестерин понял, что полковник не прочь принять предложения танкистов.
— Помогать, Иван Евграфович. Такой случай может больше не представиться.
— Помогать… Но как? Чем? У нас же с тобой ничего нет.
— Здесь нет. Надо ночью ехать в Оненорскую, ликвидировать военную миссию, а утром на машинах подвезти горючее.
Парыгин схватился за голову.
— Боже, сколько препятствий!
— А вы думали так просто заслужить милость у советских? Уж вам-то, царскому офицеру, это должно быть хорошо известно.
— Я не уверен еще, согласятся ли атаманы.
— Это от нас будет зависеть. Кто запротивится, можно и оружие применить. Ради большого жертвуют малым.
Парыгин задумался.
— Своих-то, конечно, уломаем. Вот только бы японцы не узнали… здешние, батарейцы.
— С этими мы управимся. Я на себя беру.
Парыгин в раздумье сел к столу, а Василий встал и положил ему на плечо руку.
— Услужим, Иван Евграфович, хоть раз Советской России!
— Боюсь, как бы не промахнуться.
— Не промахнемся. Парыгин усмехнулся.
— Удивляюсь, откуда у вас, офицера японской армии, такая приверженность к советским? Вы же никогда не были в России.
— Зато душа, Иван Евграфович, русская и потому тянется туда.
— Ну, хорошо. — Парыгин решительно встал. — Рискнем во имя родины.