Едва он удалился от племянницы на несколько шагов, у него возникло странное чувство, будто в комнате, где нечем было дышать, приоткрылось окно и струйкой втекает свежий воздух, — с чего бы, спрашивается? Саша путешествует, отрывается в свое удовольствие. Если начистоту, то за эти два года она успела повидать больше, чем он за двадцать. Так почему же ему хочется бежать от нее куда подальше?
Саша потащила его к низкому столику, где Теду пришлось сидеть по-обезьяньи, чуть не упираясь коленями в подбородок. Когда она подносила коктейль с зонтиком к губам, мерцающий фиолетовый свет выхватил бледные полоски шрамов на внутренней стороне ее запястья. Дождавшись, пока она поставит бокал на стол, Тед взял ее за руку и перевернул ладонью вверх. Поняв, куда он смотрит, Саша отдернула руку.
— Это еще дома, — сказала она. — В Лос-Анджелесе.
— Дай посмотрю.
— Нет, — сказала она, и Тед, сам себе удивляясь, перегнулся через стол и схватил ее за обе руки; она вырывалась, но он не отпускал и, видя, что ей больно, даже как будто получал от этого мстительное удовольствие. Только сейчас он заметил у нее на ногтях алый лак: значит, красила уже вечером, перед выходом. Саша больше не сопротивлялась, сидела отвернувшись, пока он разглядывал ее руки в странном холодном свете. Они были все в царапинах и рубцах, как старая исчирканная мебель.
— Это в основном случайно, — сказала Саша. — Одно время я чувствовала себя не очень устойчиво.
— Трудно тебе пришлось. — Ему хотелось услышать от нее: да, трудно.
Но Саша молчала. Наконец она сказала:
— Мне все время казалось, что я вижу своего отца. Это ненормально, да?
— Не знаю.
— В Китае, в Марокко. Просто: сижу, поднимаю глаза, и вдруг — бац, его волосы. Или ноги. Его ноги до сих пор помню, какой они были формы. Или как он откидывал голову, когда смеялся, — помнишь, дядя Тедди? Как он хохотал, аж повизгивал?
— Да, ты сейчас сказала, я тоже вспомнил.
— Я решила, что он за мной следит, — продолжала Саша. — Хочет убедиться, что у меня все в порядке. А иногда мне казалось, что он меня потерял, и становилось страшно. — Тед отпустил ее руки, она сложила их на коленях. — Я думала: наверное, он вычислил меня по цвету волос. А теперь, видишь, они у меня даже не рыжие.
— Но я же тебя узнал.
— Да. — Она приблизила к нему бледное, словно заострившееся от ожидания лицо и спросила: — Дядя Тедди, а что ты тут делаешь?
Он страшился этого вопроса, но ответ соскользнул легко, как вареное мясо с кости.
— Я приехал смотреть на картины, — сказал он. — На скульптуры. Думать об искусстве.