Бенни явно ждал объяснений.
— А — это когда мы с тобой оба играли в одной группе и клеились к одной и той же девчонке. Б — это сейчас.
Вот это было правильно, я сразу это почувствовал. Правильно, что я заговорил про Алису. Потому что я как бы сказал не только то, что сказал, но и кое-что другое: мы оба тогда были говнюками, а теперь один я говнюк — почему? И еще кое-что, скрытое под тем, другим: кто говнюком был, говнюком и остался. И еще одно, совсем уже запрятанное вглубь: это ты к ней клеился. Но она выбрала меня.
— Что происходило, — повторил Бенни. — Я пахал как проклятый, вот что происходило.
— Я тоже.
Мы смотрели друг на друга через черный стол Бенни — средоточие его силы и власти. Над столом висела долгая, странная пауза, в которой мне чудилось, что я тяну Бенни — или, возможно, это Бенни тянет меня — назад, в Сан-Франциско, к нашей с ним группе, которая называлась «Дилды в огне». У него тогда уже была коричневатая кожа, и волосы на руках, он был басист (хотя играл позорно — уши вяли слушать) и мой лучший друг. Гнев вскипел во мне так внезапно, что потемнело в глазах. Тогда я закрыл их и представил, как я бросаюсь на Бенни прямо через эту овальную гладь, как я отрываю ему голову — просто выдергиваю ее из шеи, и какая-то свисающая из нее дрянь, вроде длинных перепутанных сорнячных корней, волочится по его красивой белой рубашке. Я тащу эту голову, держа за черные волосы, в его шикарную приемную и кидаю Саше на конторку.
Я встал, и Бенни тоже встал — пожалуй, даже вскочил: только что я видел его сидящим, но вдруг оказалось, что он уже стоит.
— Не возражаешь, если я посмотрю в твое окно?
— Смотри, конечно.
Он испугался: я это понял не по голосу, а по запаху. Потому что страх пахнет уксусом. Я прошел к окну. Притворился, что смотрю. Но мои глаза были закрыты.
Не оборачиваясь, я почувствовал, как Бенни подошел и встал рядом.
— Скотти, — тихо сказал он, — ты музыкой еще занимаешься?
— Так, немного, — ответил я. — Для себя. Чтобы не терять форму. — У меня наконец получилось открыть глаза, но смотреть на Бенни — пока нет.
— Черт, все-таки как ты играл! Фантастика. — Он помолчал немного, потом спросил: — Ты женат?
— Мы с Алисой развелись.
— Знаю. Я имел в виду — может, ты снова женился.
— Протянули четыре года.
— Извини, старик.
— Оно и к лучшему, — сказал я и обернулся, чтобы взглянуть на него.
Бенни стоял спиной к окну. Интересно, он когда-нибудь в него смотрит? — подумал я. Вся эта красота — вот тут, за стеклом, — она хоть что-то для него значит?
— А ты? — спросил я.
— Женат. Сыну три месяца. — Он улыбнулся чуть смущенной улыбкой человека, который не заслуживает того, что имеет, — и понимает это. Но за этой улыбкой по-прежнему таился страх: вдруг я его выследил затем только, чтобы забрать дары, которыми осыпала его жизнь, вдруг прямо сейчас они раз — и исчезнут, ничего не останется? Вот через секунду? Лопнуть можно со смеху.