Итак, вначале Ли Гван не был ни националистом, ни коммунистом. Словом, он представлял собой человека, находившегося на повороте идеологического течения. В ходе контактов с нами в Гирине он стал полным приверженцем коммунизма. Однако не был пока включен ворганизованныйнамикомсомол и Антиимпериалистический союз молодежи.
Впоследствии были найдены материалы, подтверждающие, что Ли Гван, отправляясь в Гирин, раздобыл 400 с лишним вон на дорожные расходы, отдав под залог три листа из земельного кадастра, в котором было зарегистрировано 10 гектаров в качестве школьных земельных угодий, специально выделенных государством для функционирования учебного заведения. До сих пор неясно, соответствует ли это действительности. Но если дело обстояло именно так, то, по-видимому, Ли Гван строил далеко идущие планы, пойдя на риск отдать не частные, а казенные земли под залог, чтобы отправиться на чужбину.
Говорят, в письме, оставленном Ли Гваном шурину перед уходом из дома, было написано: «Я найду во что бы то ни стало настоящего патриота, даже если придется для этого обойти всю маньчжурскую равнину и восемь провинций Кореи. Никто не знает, когда сбудется эта мечта, через 10 или 20 лет. Но клянусь не возвращаться домой, к родителям, до тех пор, пока не будет достигнута эта цель».
Столь большая решимость показывает характер Ли Гвана и причину того, почему он ушел от своих родных и без устали обходил все главные города и центры политической деятельности в Маньчжурии. Это был принципиальный, обстоятельный и благоразумный человек. Он говорил свободно на китайском языке, не хуже туземцев Северо-Востока Китая. Это преимущество позволяло ему работать позже старостой десятидворика, стадворика и даже волостным начальником.
Я, как уроженец одной из западных провинций Кореи, через Ли Гвана узнал обычаи жителей Цзяньдао и провинции Хамген.
После приезда в Гирин Ли Гван почему-то не собирался участвовать в жизни организации. Думаю, что на этом сказывалась, может быть, психология временного пребывания — он считал Гирин чем-то вроде промежуточной станции, где можно пробыть недолго. Зато он часто встречался со мной. Через меня он завязал сердечную дружбу и с моей матерью. Ли Гван увиделся с ней в то время, когда после учебы в Гирине возвращался в Цзяньдао. Перед отъездом он посетил меня и, прощаясь, вдруг сказал;
— Сон Чжу, как твое мнение, если я по пути в Цзяньдао зайду в Фусун и увижусь с твоей матерью?
Я был благодарен ему за это.
— Такой вопрос не к лицу тебе. Ли Гван, поступай, как знаешь. Незачем спрашивать разрешения.