Олегыч остановил состав неподалеку от моста, под которым, лениво обтекая белые островки, разлеглась река.
Саперы плелись по мосту, проверяя металлоискателями каждую шпалу. Тверь-зверь близко, уже обдает ледяным дыханьем.
Надеюсь, питеры не ждут нас, вернее, я почти уверен в этом. Проведя успешную зачистку, они, скорее всего, до сих пор празднуют, отмечая ее, и не думаю, что кокаина у них меньше, чем у москвитов. Неожиданность — наш главный, и, пожалуй, единственный козырь.
Стрелки отпиливали посеребренные лапы елей и укрепляли их на крышах и стенках вагонов. Затем — накидывали снег. Поезд уже походил на гигантский, продолговатый сугроб.
Ко мне подошел начальник саперной бригады.
— Путь чист, конунг.
Я кивнул, коротко бросил:
— По вагонам.
Кто-то рядом подхватил.
— По ва-го-на-аам!
Стрелки принялись по очереди сдавать пилы начальнику хозвагона. Каждый стремился поскорее шмыгнуть в теплушку, отчего возникали толкотня и ругань. В толпе я мельком увидел лицо Машеньки, — все в сиреневых кровоподтеках и ссадинах. Черные глаза стреляли злобой.
Я отвернулся и зашагал к своему вагону.
Поезд вполз в город.
Я сидел с Олегычем в кабине машиниста. Мертвые здания, точно гнилые зубы, торчали из темной пасти ночи. Кое-где вспыхивали огни — последние прости далеких пожаров. Тверь казалась еще более уродливой и мрачной, чем другие, уже виденные мной мертвые города. У развалин вокзала замерли составы, грузовые и пассажирские. В пассажирских — я не сомневался — на нижних, верхних полках, за столиками у окон, — скелеты бывших: женщин, мужчин, детей.
На карте это место обозначено как «нулевой район».
Скрежеща, поезд остановился. Олегыч повернулся ко мне, вытирая засаленным рукавом вспотевшее лицо.
— Приехали, конунг.
Вокруг — ночь. Привыкшее к реву мотора ухо отказывалось воспринимать тишину. Казалось, кто-то идет по шпалам к носу локомотива и вот-вот постучится в лобовое стекло.
— Конунг, есть будешь?
— А?
— Не желаешь, спрашиваю, пожрать со мной?
— Нет, Олегыч.
Машинист пожал плечами, выбрался из продавленного кресла, и, слегка пошатываясь, побрел по узкому проходу машинного отсека в свою каморку. Там загорелся свет и послышался стук кастрюльной крышки. Странный человек, он еще может думать о еде… Впрочем, его работа на данном этапе завершена, Олегыч может расслабиться. Моя же только начинается и, откровенно сказать, я предпочел бы достать с неба луну, нежели заниматься этой работой.
Отряд продвигался по Нулевому району.
Замаскированный поезд остался позади под надзором Олегыча и пулеметчика. При дневном свете Нулевой район производил не такое гнетущее впечатление, как ночью.