Декамбре вернулся довольно поздно, и до ужина у него осталось время, только чтобы забрать очередное «странное» послание, которое Жосс для него отложил.
(…) когда появляются ядовитые грибы, когда поля и леса покрываются паутиной, когда скот болеет и умирает прямо на пастбище, как и дикие звери в лесу, когда хлеб быстро плесневеет; когда на снегу можно видеть рано выползших мух, червей или комаров (…)
Пока Лизбета проходила по дому, созывая жильцов к столу, он сложил записку. И когда он быстро положил руку Жоссу на плечо, его лицо было не таким лучезарным, как утром.
— Нам надо поговорить, — сказал он. — Сегодня вечером в «Викинге». Не хочу, чтобы нас услышали.
— Хороший улов? — спросил Жосс.
— Хороший, но смертельно опасный. Для нас это слишком крупная рыба.
Жосс поглядел на него с сомнением.
— Верьте мне, Ле Герн. Слово бретонца.
За ужином благодаря наполовину выдуманному семейному анекдоту Жоссу удалось вызвать улыбку у повесившей нос Евы, и он ощутил некоторую гордость. Потом он помог Лизбете убрать со стола, отчасти по привычке, отчасти чтобы побыть с нею рядом. Он уже собрался идти в «Викинг», когда увидел, как она вышла из своей комнаты в черном сверкающем вечернем платье, облегающем ее дородное тело. Она быстро прошла мимо, улыбнувшись ему мимоходом, и у Жосса что-то сжалось внутри.
В «Викинге» было душно и дымно, Декамбре сидел за последним столиком в глубине и дожидался его, весьма встревоженный. Рядом стояли две рюмки кальвадоса.
— Лизбета куда-то ушла в шикарном туалете, как только домыла посуду, — объявил Жосс, усаживаясь.
— Да, — ответил Декамбре, ничуть не удивившись.
— Ее куда-то пригласили?
— Каждый вечер, кроме вторника и воскресенья, Лизбета уходит в вечернем платье.
— Она с кем-то встречается? — взволнованно спросил Жосс.
Декамбре покачал головой:
— Она поет.
Жосс нахмурился.
— Она поет, — повторил Декамбре, — выступает в одном кабаре. У нее потрясающий голос.
— Господи, с каких это пор?
— С тех пор, как она поселилась здесь и я обучил ее сольфеджио. Каждый вечер она собирает полный зал в «Сент-Амбруаз». Однажды, Ле Герн, вы увидите ее имя на афишах. Лизбета Гластон. И тогда, где бы вы ни были, не забудьте ее.
— Я ее вряд ли забуду, Декамбре. А в это кабаре можно сходить? Ее можно послушать?
— Дамас бывает там каждый вечер.
— Дамас? Дамас Вигье?
— А какой же еще? Он вам не говорил?
— Мы каждое утро пьем вместе кофе, и он ни разу словечком не обмолвился.
— Оно и понятно, он ведь влюблен. О таком не болтают.
— Черт побери, Дамас! Но ведь ему только тридцать.
— Лизбете тоже. Она, правда, несколько полновата для своего возраста.