Марий Вайросеан со своей ротой какофонистов атаковал западный сектор комплекса и с мрачной методичностью уничтожал его защитников. Пронзительные пульсации диссонансных звуков рождали между металлическими стенами зданий чудовищное эхо. Акустические залпы резонирующими частотами разрывали плоть на атомы.
Звуковые волны стали причиной глубоких трещин в базальтовом основании планеты, вследствие чего строения начали падать, словно карточные домики. К ударному музыкальному крещендо присоединились вопли и стоны умирающих, и эта колоссальная симфония разрушения напомнила яростное безумие «Маравильи».
Люций старался держаться подальше от Мария Вайросеана, поскольку какофонисты во время сражения оставались фактически глухими и нечувствительными к любым звукам, кроме самых громких, а мечнику, чтобы не допустить ни единой оплошности, требовался отличный слух. На время сражения ему пришлось отказаться от удовольствия, вызываемого вихрями разрывающих нервы звуковых волн.
Атаку на центр производства возглавил сам Фулгрим, окруженный громоздкими терминаторами Гвардии Феникса. Юлий Каэсорон сражался рядом с примархом, пробивая путь сквозь когорты боевых сервиторов и фаланги скитариев, обслуживающих автоматизированные огневые точки на ключевых пунктах.
Но против колоссальной мощи Фениксийца и воинов Каэсорона они устоять не могли. Примарх олицетворял собой неудержимую разрушительную силу, а доспехи терминаторов делали воинов почти неуязвимыми. Даже немногие полученные раны только усиливали боевой экстаз.
Фулгрим казался настоящим воплощением смерти и красоты. Его золотой плащ развевался за спиной, и отраженный солнечный свет рождал ослепительно яркие радужные дуги. Его броня сверкала неугасающим маяком, а серый меч безостановочно рубил соединенные в одно целое плоть и железо. В бою он пел, выводя горестные стенания об утраченном Кемосе, о закате красоты и потерянной любви, которая никогда не вернется.
Эта песнь была прекраснее всего, что спела когда-либо Коралин Асенса, и то, что умирающие вокруг люди-машины были не в состоянии оценить величие обрывающего их жизнь оружия, казалось ужасающей несправедливостью. Они гибли, не зная о выпавшей на их долю великой чести, и за это Люций ненавидел их.
Из горящего здания вырвались фиолетово-черные тучи дыма, закрывшие от него примарха, и Люций разочарованно застонал. Ему пришлось оторваться от созерцания многочисленных схваток и вернуться к собственной боевой арене.
Фулгрим доверил ему восточное крыло комплекса, и Люций со своими воинами осуществил несколько ложных маневров, которые с прозаичной эффективностью помогли ему выманить защитников из их укреплений. Вражеские контратаки были обескровлены одна за другой, пока линия защитников не истощилась, так что воины Люция двигались вперед, уже почти не встречая никакого серьезного противодействия. Сам Люций красно-серебристыми зигзагами проходил вдоль линии фронта, оценивая каждый очаг сопротивления и уничтожая любых достойных его внимания противников с непревзойденным мастерством и легкостью.