— Значит, раз Мученица написана, мне теперь незачем приезжать каждый вечер? — спросила она.
— Да если бы я тебе это строго-настрого запретил, то ты и тогда бы приезжала, — в тоне Мастера появилось что-то, что заставило Катю опять насторожиться.
«Так, шестёрки вышли», — мелькнуло в Катиной голове. — «Сейчас полетят десятки. А то и валеты».
— Почему это? С чего ты так решил?
— По двум причинам. Во-первых, твоё любопытство не насытилось и на четверть. А, во-вторых, потому, что ты отчасти мазохистка.
— Я — мазохистка? Полагаешь, мне так приятно быть голой и беспомощной? — вскипела Катя.
— Мэй би, мэй би. Покопайся, как следует, в себе, и найдёшь в подсознании много интересного и неожиданного, — сказал Мастер. — Но я не об этом. Твой мазохизм, скорее, иного характера. Ты уверена, что я с тобой играю, и боишься меня до судорог, хотя чего меня бояться? Я не ем хорошеньких, милых и умненьких журналисток. Но ты боишься и, тем не менее, проводишь рискованные эксперименты, задавая вопросы, которые, по твоему мнению, должны меня разозлить. Ну, и как после этого не назвать тебя мазохисткой?
— Мастер, у тебя не найдётся сигареты? — спросила Катя. Игра в кошки-мышки, миновав стадию игры в дурака, плавно переходила в шахматную партию с расчётом действий противника на десять ходов вперёд.
— Сигарета найдётся. И стакан портвейна — тоже. Тебе полезно снять нервное напряжение, а то в отделении неврозов кормят плохо.
— Портвейн без добавок? — Катя никак не могла забыть причащение из «Чаши Радости».
— С ослиной мочой. Один из твоих коллег установил, что именно ей разбавляют портвейн на каком-то южном винзаводе. И прекрати ежеминутно смотреть на часы! Ты сегодня остаёшься здесь.
Катю разозлила безаппеляционность его заявления. Будь он хоть Смеющимся Бафометом, хоть эманацией Сатаны, но решать за Катю ему никто права не давал. Захочет Катя — останется, а не захочет — так никакой поводок не удержит.
— Не буду я к тебе каждый вечер ездить! — зло бросила Катя. — И не надейся! Хотя бы потому, что не на что. Я из-за твоей страсти к искусству великолепно пролетела с халтурой. Почти как фанера над Парижем.
— Спрячь коготки, это тебе не идёт, — сказал Мастер.
— А пролёт с халтурой я компенсирую.
Он небрежно достал из заднего кармана смятую «пятисотенную».
— Аванс от «новых русских»? — продолжала злиться Катя. — Или ссуда от Люцифера?
— Нет. Как говорят скромники из протестантских конфессий, всего лишь «плоды частных пожертвований». Бери. Здесь и на автобус хватит, и на бумагу для машинки, и на пиво для Каннибала, чтобы он эту машинку починил.