— Пневмония, говорят. Только вылечить не могут уже второй месяц.
Завьялов обернулся. Поймав его взгляд, Осипчук тут же опустил глаза в пол. Паша еле заметно усмехнулся. Подумал про себя, вспомнив присказку про свет советской власти: "Теперь тоже, небось, по ночам во вторую смену подскакиваешь. И не пневмония у неё, а тубик, уж как пить дать".
После той страшной ночи интуиция практически не давала сбоев. Теперь он мог определять тему предстоящего разговора и безошибочно угадывал, что именно беспокоит собеседника. Это позволяло находить болевые точки, слабости и извлекать для себя выгоду. А какая выгода может быть в лагере? Так, мелочёвка… Заполучить шерстяную фуфайку, на которую положил глаз Днепр или кто-нибудь из блатных, попросить, чтобы на вахте не сильно курочили и шмонали посылку. При беседах и тем более при оказании помощи лагерному начальству выгоду можно было извлечь колоссальную — это тебе не вшивники у новичков тырить…
— Не сомневайся, Михалыч. Он не только болты да увечья мастырить может. Днепрова от язвы вылечил, сам видел, — заверил Осипчука начлаг. — Забирай его. Машину я тебе дам и из ребят кого. А то он шустрый у нас. Хирург, блять!
Начальник лагеря загоготал, и Паша почувствовал, как Осипчук за его спиной заёрзал на стуле.
Коваленко нахмурился и пощёлкал пальцами, собираясь с мыслями, затем сказал, обращаясь к конвойному:
— Звягинцева сюда, быстро. С ними поедете оба.
Начлагеря посмотрел на Пашку, прищурился.
— Смотри, Завьялов, чтоб без фокусов у меня… Никаких вырванных позвоночников. Понял?
— Я же объяснял по поводу Круглого…
— Понял, спрашиваю?!
— Понял, гражданин начальник.
Всю дорогу Андрей Михайлович Осипчук, сидевший на переднем сидении, рассказывал Завьялову о дочкиной болезни. Началось с того, что аппетит пропал, потом кашель появился. Температура почти всё время, беда прямо. В больнице больше месяца лечили сначала от бронхов, потом от пневмонии. Симптомы, говорят, похожи, бес их задери…
Увлекаясь, Осипчук поворачивался к Пашке, зажатому на заднем сидении двумя конвойными, и тут же прятал глаза. Совестно ему было перед "политическим" распинаться и помощи просить.
"Значит, здорово его прижало, — подумал Паша, — грех не воспользоваться".
Единственное, что беспокоило Завьялова — результаты его лечения. Паша до сих пор помнил, чем обернулась для него история с женой начальника райотдела. Теперь вот опять… Карма, не иначе. С другой стороны, он уже не тот зелёный пацан. Знает больше и о традиционной медицине, и о травах. Лагерный библиотекарь по его просьбе выписывал из-за периметра всё, что было связано с медициной: книги, справочники, пособия, и даже одну незаконченную диссертацию приволок. Завьялов всё это читал запоем — глотал, словно приблудный на пиру.