Полдня он провел в однокомнатной хрущевке в доме, расположенном недалеко от кладбища. Под окном тяжело громыхали, с натугой ползя в гору по сто лет не ремонтировавшемуся рельсовому пути, замызганные трамваи; по пыльному двору, куда выходило окно кухни, неприкаянно бродила, не зная, чем себя занять, толстая глупая дворняга с синей пластмассовой блямбой на правом ухе – как объяснил Лесь, электронным чипом, по которому собаку можно будет найти, если она потеряется. Квартира явно была съемная; рукомойник в ванной отсутствовал, а смывной бачок унитаза не работал – смывать надо было из ведра, которое предварительно следовало наполнить под краном ванны. Впрочем, для не избалованного благами цивилизации Богдана эта провонявшая застоявшимся табачным дымом берлога была настоящим раем – предвестием того, что ждет его, профессионального киллера с длинным послужным списком и незапятнанной репутацией, в светлом будущем.
На полупустой книжной полке над телевизором он нашел книжку, называвшуюся «Москальство як воно е». Название было напечатано в центре обложки, условно деля ее пополам. В левом верхнем углу красовалось черно-белое изображение православной церкви, а в правом нижнем разместилась деревня – парочка крытых соломой, обнесенных кривым щербатым штакетником халуп, вокруг которых валялись пустые бутылки и слонялись пьяные мужики и бабы. Читать книжку Богдан не стал: он и без нее с самого детства знал, что москали – нехорошие, пропащие люди, да и картинка на обложке говорила сама за себя.
Нарушив запрет Леся, он вышел из квартиры и сгонял в ближний магазинчик за пивом, выпил его – пиво, разумеется, а не магазинчик, – закусив найденными в холодильнике продуктами, и от нечего делать немного поспал. Потом еще немного посмотрел телевизор, а потом, ровно в половине пятого, как и было условлено, за ним заехал Виталик. Он отвез Богдана в центр и высадил около пиццерии на улице имени Джохара Дудаева – храброго генерала, первого президента независимой республики Ичкерия, геройски сражавшегося с москалями и предательски ими убитого посредством выпущенной на запеленгованный сигнал мобильного телефона управляемой ракеты.
Расставшись с водителем, который напоследок довольно странным (видимо, от зависти) тоном пожелал ему удачи, Богдан Круль без проблем отыскал нужный номер дома, вошел в подъезд и, поднявшись на верхний этаж, забрался по железной лесенке на чердак. Чердак, как и обещал Лесь, оказался незапертым, и завернутая в мешковину винтовка системы Драгунова обнаружилась на месте – лежала себе спокойненько поверх кучи старых пыльных досок под слуховым окном. Казенная часть ее практически не отличалась от казенной части хорошо знакомого Богдану автомата Калашникова, так что с заряжанием и стрельбой проблем не предвиделось. Длинный набалдашник на дуле был, несомненно, глушителем; эта опция показалась Богдану Крулю весьма и весьма уместной – в первую очередь потому, что он еще ни разу не стрелял из бесшумного оружия. Телескопический прицел «драгуновки» представлял собой сложную конструкцию, самостоятельно разобраться в устройстве и принципе действия которой Богдан был не в состоянии. Он немного покрутил верньеры и непонятно градуированные рубчатые колечки, безнадежно сбив заранее тщательно выставленный прицел, а затем, поддавшись внезапному порыву, прицелился и выстрелил в сидевшего на коньке крыши через улицу голубя. Голубь забил крыльями и улетел; что именно его спугнуло – негромкий щелчок выстрела, ветерок от близко пролетевшей пули, визг тормозов на перекрестке или рожденный куцым птичьим умишком призрак, – так и осталось неизвестным.