На мониторе красовалась фотография запятнанной чем-то бурым бумажки. Из-за слишком большого увеличения сделанное слабенькой камерой изображение шло цветными квадратиками, но Федосеев сумел разглядеть, что бумажка представляет собой спецпропуск на право проезда по территории радиационного заповедника, выданный на имя Павла Андреевича Фомина. Прямо поперек текста с вписанными от руки личными данными владельца пропуска было вкривь и вкось нацарапано несколько слов – нацарапано действительно шариковой ручкой, хотя и крови, судя по бурым пятнам, бумажка тоже впитала предостаточно.
– Кто это нашел? – прочтя написанное, спросил Федосеев.
– Струп, – коротко ответил генерал.
– Струп, как я понимаю, вне подозрений, – с полувопросительной интонацией произнес Игорь Степанович.
Генерал сердито сверкнул на него зеленоватыми – из-за абажура – стеклами очков.
– Под подозрением находятся все, – сказал он, – ты, я, уборщица Алевтина Георгиевна – все, кто еще не перестал дышать. Работа у нас такая – подозревать всех и каждого. Но это же не английский детектив а-ля Агата Кристи или Уилки Коллинз. Это, будь она неладна, наша российская действительность! Зачем, скажи на милость, ему, всего-то навсего майору, эти фортели с завитушками?
– Деньги, – спокойно предположил Федосеев. – Или шантаж, или любая другая из сотен причин, в силу которых люди становятся двойными агентами. А завитушки – для пущей непонятности. Чтобы вы, товарищ генерал, прикинув, что к чему, спросили: ну, и зачем ему, майоришке занюханному, эти сложности? Да у него на них ума не хватит!
– Сам себе противоречишь, – помолчав, сказал Тульчин. – Сам версию выдвинул, и сам же пытаешься ее развалить. На Бурсакова зачем-то стрелки переводишь…
– Просто не хочу, чтобы в тылу оставались белые пятна, – сказал подполковник. – Если вы доверяете Бурсакову, это просто превосходно. Потому что, что бы я ни говорил, мое мнение остается прежним: то, что творится в заповеднике, а теперь еще и здесь, в Москве, есть не что иное, как попытка замести следы. Кто-то почуял запах жареного, понял, что мы слишком близко к нему подобрались, и начал методично обрезать все ниточки. Струп уже, фактически, находится в вакууме, ему просто не за кем следить, и его дальнейшее пребывание в заповеднике чем дальше, тем больше лишается смысла. Хвост был у нас в плотной разработке, и где он теперь? Мы искали Бурого в приграничных областях Украины, а он лежит в московском морге с биркой на большом пальце правой ноги, и толку нам теперь от него никакого… И вовсе я ничего не разваливаю, – добавил он с вызовом. – Если Струп – двойной агент, это никоим образом не противоречит моей версии. Организаторы не стреляют, а исполнителем может быть кто угодно – вы, я, Струп или уборщица Алевтина Георгиевна.