— Кто замок повесил? Мне Аделаида, когда в больницу собиралась, велела вещи забрать.
— Ее ночью увезли, без сознания.
— Верно, ночью. А днем, когда она в сознании была, велела мне вещи, в случае чего, забрать.
Потом умер принц. Он долго болел, и его роль в «Золушке» стала играть Ая Коркина. Потом мы стали репетировать «Снежную королеву». Принц все болел, и роль Кая мы тоже отдали Коркиной.
Мать Игоря вызвала меня с урока, приблизилась, уткнулась в грудь.
— Зайди к нам, деточка. Попрощайся. Умер Игорек.
Я сходила за Ирой, и мы вместе пошли прощаться.
Игорь лежал на столе, покрытый вышитой скатертью, гроб еще не был готов. По стенам комнаты сидело много женщин, в чем-то похожих друг на друга, сидели молча, прикладывая к глазам носовые платки.
— Это наши, ленинградские, — сказала мать Игоря.
Пришла старушка, маленькая, сухая, похожая на китаянку. Развязала мешочек, вытащила коробочку с ярко-розовой пудрой.
— Не надо, — сказала ей мать Игоря. — У нас так не делают.
Старушка не обратила внимания на ее слова. Попудрила Игорю щеки, начесала на лоб кудри. Он стал похож на спящего ангела. Мать его внесла на блюде гору оладий, стала обносить гостей.
— Может, она ему не родная? — спросила Ира.
Мне тоже казалось странным, что она не плачет, а хлопочет, разговаривает, угощает пришедших.
Заплакала она на кладбище. Закричала так, что вздрогнул весенний кладбищенский лесок и потемнело небо. Упала на холмик глинистой земли рядом с неглубокой ямкой-могилой, и тут же крупными каплями пошел холодный майский дождь. Мы промокли. На обратном пути Ира сказала:
— Пошли к нам. Бабушка даст лекарства. А то заболеем и тоже умрем.
Ей было в ту весну десять, а мне четырнадцать. Моя мать не любила нашу дружбу.
— Ей с тобой, конечно, польза, а что она тебе может дать?
Я пыталась выставить Иру и всех моих девочек в самом выгодном свете — мол, они и умные, и случаи с ними случаются необыкновенные, рассказывала, как Шура Жук встретилась в госпитале с отцом. Мать слушала и обрывала меня:
— Ври, да знай меру.
Она не верила мне. А я не верила Люсьене Цветковой. Подозревала, что она никогда не была артисткой, что никаких орденов ей не давали, даже имя и фамилию она себе выдумала. Была разведчицей — стала Люсьеной Цветковой, на самом же деле какая-нибудь Клавдия Фролова.
Но Люсьена оказалась настоящей Люсьеной. Когда через двадцать лет я приехала в командировку в сибирский город, укрывший нас от войны, голос Люсьены встретил меня в маленьком номере старой гостиницы.
— …Областные последние известия читала диктор Люсьена Цветкова.