Потом предоставление привилегий Кёльну в 50 г.н.э. явилось переломным моментом, и Майнц никогда больше не мог с ним равняться. Когда Клавдий по просьбе Агриппины возвысил город убиев до колонии, резиденция военачальников в Нижней Германии была включена в высшую категорию городского права. Теперь началось систематическое переустройство города по римско-италийскому образцу. Сначала построили четырехкилометровую городскую стену с монументальными воротами высотой в 24 и шириной в 30 м, которые годились как для обороны, так и для представительства, и 21 башню. Само собой разумелось, что для такого центра полагались капитолийский храм, форум, водопровод, термы, многочисленные административные здания и преторий. Одновременно начали свою работу обычные органы городского управления. Многие надгробные плиты и памятники свидетельствуют о возросшем самосознании жителей колонии.
Совсем другим было развитие событий в Майнце. Правда, там бурно развивались возникшие вокруг лагеря двух легионов поселения ремесленников, торговцев и обслуживающего персонала, что проявилось в таких памятниках, как колонна Юпитера или арка Дативия-Победителя. Там и дальше продолжал оставаться центр верхнегерманской военной администрации, а позже и провинциальной. Однако это поселение никогда не вышло за нормы деревни в общинно-правовом отношении; только в поздней античности территория получила статус города. Как муниципий Майнц засвидетельствован только в 355 г.н.э., то есть к тому времени, когда легионерский лагерь был уже расформирован и поселение потеряло свою военную функцию.
Процесс римской урбанизации и колонизации вместе взятых долгое время рассматривался с римских позиций. Наблюдающие за ним были заворожены, с одной стороны, разумным выбором военных опорных пунктов с их высоким качеством обороны и наблюдения, с другой — многообразием разбросанных по всему Средиземноморью и его предполью ячеек городской жизни, в которых видели интеграционные центры высокой эллинско-латинской цивилизации. В настоящее время, однако, раздаются голоса, которые критически оценивают все это. Указывается на то, что процесс часто был связан с грубым захватом значительных площадей, с изгнанием владельцев, которые могли обрабатывать свою бывшую собственность разве что как арендаторы, а также с присвоением домов, скота, утвари и всякого рода движимого имущества.
Несмотря на общность в планировании, обмере, оформлении и архитектуре римских городов, на общность в их внутренней структуре и управлении, несмотря на инициативы отдельных принцепсов, сомнительно, что существовала единая политика урбанизации. В Британии было четыре колонии и один муниципий, в Нижней Германии сложилась аналогичная ситуация, и даже в Галлии не все центральные города возводились в ранг муниципиев. Тогда как в провинции Норик было девять городов, в Далмации существовало около 60, не говоря уже о концентрации городов в отдельных районах Испании, Северной Африке и Малой Азии. Совершенно очевидно, что здесь просматривается явная непоследовательность, которую, правда, можно частично объяснить историческими, географическими и демографическими условиями, но и одновременно доказать, что не было попыток к унификации в сфере урбанизации.