Близка к латиноамериканской (но уже по другим причинам) и «цивилизационная ситуация» в современной России — две-три «России» в одной (условно говоря: доиндустриальная /традиционная/, индустриальная /модерная/ и постиндустриальная /постмодерная/) — это не выдумка яйцеголовых экспертов, это тягостная реальность нашей страны (См. «Провинция как шанс и ресурс»: http://www.pgpalata.ru/page/persons/strana3). И цивилизационное выравнивание России, несмотря на всю «силу прогресса» и упорство советских вождей, оказалось делом неимоверно тугим и бесконечно недоделанным (то же самое и в Белоруссии с Молдавией, и в странах Закавказья).
В той же парадигме «застойной модернизации» (первоначально «догоняющей»), но социально и политически менее напряжённой, живёт и Юго-Восточная Европа (Румыния, Болгария, Греция, послеюгославские страны, не говорю уже об Албании) и Украина. Но проблема «застойного транзита» в этих странах имеет шанс быть решённой в самое ближайшее историческое время, поскольку, будучи относительно небольшими (кроме Украины — чьи проблемы ещё впереди) и включившись или включаясь в единое европейское пространство, они просто социально и экономически (не политически) растворятся в близлежащих «монстрах постмодерной цивилизации», в том числе превращаясь в их рекреационные, индустриальные или сельскохозяйственные придатки с соответствующим узкоспециализированным населением (но, опять же, если успеют до того, как сами «монстры» не войдут в штопор «обратного транзита»).
Одним из ключей к пониманию «транзитной ситуации» в России и Латинской Америке можно рассматривать своего рода «модерные анклавы» (а точнее: «модерные анклавы» в XX веке и «постмодерные анклавы» на рубеже XX и XXI веков — например, Москва и Санкт-Петербург в современной России) — «анклавы следующей цивилизации», «анклавы next». В роли таких «анклавов» на ближней и дальней периферии Западного мира, как правило, выступают столицы соответствующих стран. Накопив модерный или постмодерный, в зависимости от исторического времени, потенциал, столичные сообщества время от времени выступают катализаторами очередного транзитного рывка, и всякий раз отбрасываются назад чужеродной «провинциальной цивилизацией», живущей, как правило, в рамках ещё предыдущего социально-экономического уклада. Со временем сила «отброса» постепенно ослабевает, а цивилизационная пропасть между «модерными анклавами» и остальной территорией страны сокращается (точнее, пропасть становится всё более разнообразной по глубине, ширине, а где-то и с мостами, но самые глубокие и самые широкие участки на удивление стабильны).