Я непроизвольно задержала дыхание. Стены нежно-розового цвета, зеркала выстроились идеальным сверкающим строем над белой гвардией умывальников. Тихое журчание воды, едва уловимое мерное гудение ламп, пьяные гости то ли хохочут, то ли уже ругаются. Скорее всего — и то, и другое. Слух пронзил истошный визг, тут же заглох, потонул в смехе. Кто-то, скорее всего — тот жеманный мальчик из популярного клипа, тоненько затянул «Катюшу», сбился и умолк. Зато нестройно подхватили другие. Кто же из них оказался волком в овечьей шкуре? Кто из них оборотень в человеческой личине?
Дыхание почти уже выровнялось, вернулось в мерный ритм, пальцы нащупали в недрах сумочки ключи. Ключи, если уж на то пошло, тоже оружие. Вон, как приятно холодят кожу, какими безопасными, в случае чего, будут казаться в моем кулаке. Не кулаке, кулачке даже, если не лукавить — кисти рук у меня небольшие, с особым тщанием взлелеянные…
— Не шевелись, — нежный, почти эротичный, шепот над самым ухом, на самой грани слышимости, вместе с еще более тонким звоном, — пошевелишься — умрешь.
Никакой реакции мое тело не успело проявить, лишь замерло, окаменело, ведомое инстинктом самосохранения.
Андрей потом так и не рассказал, как он сумел все это сделать, как ему удалось вычислить меня, а после нависнуть с устрашающей тенью, держащей в руке шприц с ядом. Или — не ядом. Я, правда, рискнула один раз поинтересоваться, но натолкнулась на столь жесткий взгляд обледеневших глаз, что мгновенно прикусила язык и дала себе зарок лишний раз не совать свой нос в те вещи, о которых шеф предпочитает не распространяться.
— Я не сомневался, — засмеялся в трубку Андрей, и в смехе проскочили привычные доминирующие нотки, вырвавшие меня из воспоминаний.
— Ну а что же тогда? — Позволила я себе чуть-чуть расслабиться.
— Слышать приятно.
— Оу… — всего один звук позволил мне выразить и признание его победы, и выразить некоторую толику восхищения.
Я прикрыла глаза, память вновь услужливо пролистнула передо мной ключевые выдержки из книги о нашей сплоченной деятельности.
Мы оказались очень разными, даже слишком. По крайне мере, попытка познать друг друга через секс взорвалась бурной и неконтролируемой взаимной ненавистью. Вопреки ожиданиям, эта ненависть пронзила каждого из нас раскаленным прутом, выжгла что-то лишнее, а затем сама выгорела и рассыпалась прахом, оставив после себя яркую и опять же — взаимную — влюбленность. Как это ни смешно, но и влюбленность очень быстро истлела. Вызвало ли это сожаление, слезы печали? О, нет, ничего подобного, ибо что могла значить какая-то мелкая вспышка гормонов, когда над нашими душами властвовала, да и властвует по сей день истинная и неразменная любовь.