Что самое интересное, ветчину я тогда так, по существу, толком и не распробовал. Зато запах некоторое время стойко связывался с какой-то иной, по-настоящему вкусной и здоровой жизнью. Что скоро скорректировалось другим, куда более мощным ароматом.
Комплекс Кабыздоха
В той далекой послевоенной Москве этот аромат был связан с одним местом, где — как потом выяснилось — голова кружилась не только у меня. Находилось оно в «междуречье» Петровки и Неглинной улицы. В соединяющем их мрачноватом проходе уныло тянулся дом, в который я бегал к одному приятелю меняться марками. В его тогда перенаселенных, утрамбованных ненормативной лексикой недрах с ног сбивала тяжелая смесь запахов старого, захламленного жилища, кислых щей и несвежего, совершенно уже не поддающегося стирке белья. В мире моего детства по-другому, в сущности, не пахло. Так что можно было бы и не комплексовать. Если бы не было нужды по пути в ту «Воронью слободку» пробегать мимо открытого в 1951 году ресторана «Узбекистан». Вот уж откуда веял и расползался по окрестностям чуть сизоватым дымком такой запах, что изо рта разве что слюна не капала. Точно как у Кабыздоха — нашего дворового пса.
Стоило в его присутствии вслух упомянуть про «сахарную косточку», и он сразу же впадал в глубокий гастрономический транс.
Чрево Петровки
Спустя много лет, когда подобные диссонансы уже не расшатывали нервную систему моих современников, от своего коллеги-известинца я узнал довольно любопытную вещь. Оказывается, в начале 1935 года в одну из комнатушек «Вороньей слободки», куда, напомню, уже после войны я бегал к своему приятелю, въехал со своей беременной женой молодой, подающий большие надежды инженер. После куда более достойного, но все же совместного проживания с родителями мужа им хотелось уединения в собственном «гнезде». Увлеченный своими техническими идеями инженер мечтал о столь необходимом ему и жене покое. Однако тщетно было его искать в круглосуточно гудящей, словно заводской цех, коммуналке, средь пространства, сдавленного чьими-то сундуками, свешивающимися со стен оцинкованными корытами, стиральными досками и поломанными велосипедами фирмы БСА. Поэтому супруги переночевали всего два-три раза. И, не выдержав прелестей коммунального быта, спешно вернулись к родителям…
Молодого инженера звали Сергей Павлович Королев.
Ветерок с запахом жареной баранины
Познакомившись с этим эпизодом из жизни будущего генерального конструктора самых передовых для своего времени космических систем и вспомнив свои собственные ощущения от погружения в суровую атмосферу «Вороньей слободки», я вдвойне за него порадовался. Во-первых, что он не надолго задержался в недрах того изнуряюще тяжелого коммунального быта, который даже у очень незаурядных, талантливых людей отнимал массу жизненных сил и времени. А во-вторых, избежал тогда шока от еще большего контраста. Потому что «Узбекистан», и поныне выходящий своими тылами одновременно на бывший спортивно-оздоровительный центр «Динамо» на Петровке и на реконструированную «слободку», заработал лишь полтора десятилетия спустя. Иначе будущему генеральному пришлось бы еще и вдыхать прямо-таки издевательски дразнящие ароматы пряной узбекской кухни.