…После митинга Назаров прошелся по родной станице. Он не заметил, как вскоре очутился около хаты, в которой родился и жил, откуда увезли в далекий Уссурийский край. Сердце радостно и беспокойно сжалось…
Назаров подошел к калитке и остановился. Хата показалась ему неправдоподобно маленькой, приземистой, будто придавленной к земле толстой и тяжелой, почерневшей от времени, камышовой крышей. У приютившегося возле хаты турлучного сарая возилась дивчина. Она подняла охапку куранды и понесла ее к лестнице.
Назаров открыл калитку и вошел во двор.
— Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, как фамилия хозяина этого дома?
— Шабалов. Степан Данилович, мой дедушка.
«Шабалов?.. Да, это тот самый казак, о котором часто рассказывал отец. Кажется, он ездил в Америку на заработки и, вернувшись, купил у нас хату с участком земли».
На пороге показался высокий, сутулый старик. Назаров вскинул руку к козырьку:
— Здравствуйте, Степан Данилыч.
— Здоров був, Сэмэн Кирилыч. Проходь в хату.
— Благодарю. Если не возражаете, посидим на свежем воздухе. — Он показал на лежавшее у сарая бревно.
— Можно и здесь, — согласился старик.
— Закуривайте. — Назаров протянул пачку папирос «Стамболи». — Лучший сорт Крыма.
— Не-е. Лучший сорт — своей рукой терт. Крепше душу бередит, лучшие мысли ворошит. — Старик достал из кармана кисет, трубку, кресало.
Назаров сел.
— Мне вспоминается, Степан Данилович, батя рассказывал, что вы по вербовке ездили работать на американские каменно-угольные копи и вроде бы капиталец привезли…
— Не повезло мне, Кирилыч, крепко не повезло. Не успел я уйти из-под взрыва. Дюже здорово шандарахнуло меня глыбой. Думал, дубу дам. Почти что всю деньгу на лечение спустил. На последние вот дом купил.
— Ну, я вижу, хозяйство у вас исправное. Починили, подлатали, пристройку новую поставили, крыша камышом перекрыта. А как с урожаем?
— Слава богу.
— А что толку, ежели разверстали по Дону десятки тысяч пудов и пустили по хуторам и станицам карательные продотряды с обозами. Грабят казаков, на голод смертный обрекают. Что скажешь на это, Степан Данилыч?
— То так. Только всякая война голод несет. Небось три года друг друга истребляем, кровь и жисть человеческая ни во что не ставятся.
— Так ведь большевики смуту великую на Руси подняли, от них и надобно освободиться.
Он положил руку на колено старика и доверительно, будто в его словах кроется великая тайна, тихо произнес:
— Подниму я, Степан Данилыч, казаков Дона, а там кубанские курени поддержат, войска из Крыма двинутся, а с моря союзники наши прикроют. И утвердится тогда на всем Северном Кавказе казачья республика.