Получилось как. Сидели мы у этой бабы, Ирины Ивановны, которая нас на ночлег пустила. Изба у нее, кстати, была чистая и опрятная. Сразу чувствовалось отсутствие в доме мужчины. Не стояли в сенях сапоги сорок пятого размера, заляпанные глиной, не валялась душегрейка, пропитанная мазутом, не торчала изрядно початая бутылка на подоконнике, а висевшие на стене полочки были изготовлены с такой любовью, что становилось ясно: мастерили их не по принуждению жены — лишь бы отстала, а исключительно в порядке ухаживания за одинокой женщиной, у которой личная жизнь хотя и не сложилась, но сердцем она не очерствела и могла бы составить еще счастье хорошему человеку, о чем говорили картинки, вышитые разноцветными нитками и бисером, и добротная кровать, застланная в несколько слоев, с кружевными подзорами и наволочками, над которой разместились фотографии Бельмондо, Вячеслава Тихонова и самой Ирины в детстве в обнимку с собакой.
А стол она накрыла — будь здоров! Мы сидели, трескали так, что за ушами трещало. А она гостеприимная такая, хлебосольная женщина, только успевала запасы свои доставать. Ну еще бы, столько мужиков собралось! Самогончик у нее хороший был. Мы как по одной пропустили, так вроде в себя пришли после всех своих злоключений. Сидели, пили, анекдоты травили. Я еще хотел рассказать, как меня в армии машина сшибла, но Аркаша не дал.
— Ну тебя на хрен, Михалыч, — говорит. — Ты сейчас как начнешь short story защипывать, так конца и края ей не увидим: самогон скорее прокиснет. Давайте-ка лучше еще по одной.
С этими словами Аркаша потянулся за бутылью, но тут дверь отворилась — хозяйка вошла. Она за маринованными огурчиками отлучалась.
— Ну, даете, мужики! — всплеснула она руками.
— А че такое? — обернулся в ее сторону осоловевший Борька.
— Да стол-то пустой совсем! — воскликнула она и добавила: — Вот что, ребята, из вас свинью кто-нибудь может зарезать? А я бы ушей накоптила.
— Копченые уши — завсегда уважаю, — с этими словами в избу вошел Василич, тот самый загорелый мужик, с которым мы на станции познакомились.
— Щас зарежем, — откликнулся Хобыч и поднял стакан. — Аркаша, налей вновь прибывшему.
— Не-е, — откликнулся Василич. — Я, ребята, не пью.
— Как это так? — удивились мы.
— Это точно, — поддержала Василича хозяйка, — уже полгода как не пьет, завязал.
— Не пью, — гордо повторил Василич. — И никому не советую. Гадость это. Вот сосед у меня, Витька Рыжий, тот как напьется…
— Да ну тебя, — оборвала его женщина, — будешь на мозги капать! Ты-то сам, когда в запое, думаешь, лучше выглядишь?!