Когда я отправила в рот с полдюжины внушительных кусочков и взяла небольшую паузу для вина, Кейт тут же воспользовалась моментом и набросилась с расспросами насчет моего свидания.
После замужества с ней случилась странная метаморфоза. Раньше она яростно защищала личную свободу, клеймила налагаемые браком оковы и отстаивала — причем не только на словах — свободную любовь. Теперь те же уста произносят пламенные речи во славу семейных уз и обличают пороки нынешнего поколения. В ответ на справедливые упреки в предательстве былых идеалов Кейт преспокойно заявляет, что, мол, постоянство — удел людей недалеких и косных, а признание собственных заблуждений — свидетельство свежести мысли и широты кругозора. Мало того, познав радости замужества, она вбила себе в голову, что обязана вывести на путь света если не все человечество, то по крайней мере одну заблудшую овечку.
— Расскажи мне об этом Саймоне. Что он из себя представляет? Где работает? Сколько ему лет? — Вопросы сыпались из нее, как горошины из лопнувшего стручка.
Я приняла виноватый вид.
— Извини. Забыла спросить. И банковский счет не проверила.
— Хорошо бы посмотреть на его ладонь, — задумчиво и вполне серьезно, пропустив мимо ушей мою колкость, пробормотала Кейт. Еще в школьные годы она увлеклась хиромантией и с годами сделалась убежденной ее сторонницей. Мои линии и бугорки Кейт знала так же хорошо, как карточный мошенник свою крапленую колоду.
— А отпечатки пальцев тебя не устроят? — поинтересовалась я, прежде чем отправить в рот первую ложку фруктового десерта. — Или, может, образец ДНК?
— Так ты и его прихватила? — рассмеялась Кейт.
Криста еще не пришла, но не успела я закончить уборку, как Кейт сообщила, что у нас клиент.
— Уже поднимается. Примешь?
— А ты можешь предложить другой вариант?
— Могу, но ты после этого останешься без работы, — хвастливо заявила Кейт. — И вообще, если хочешь знать… — Договорить она не успела — в приемной звякнул звонок.
Бросив беглый взгляд в зеркало, я поднялась, нажала скрытую под крышкой стола кнопку и открыла дверь перед высоким, подтянутым мужчиной лет тридцати трех-тридцати пяти.
— Прошу вас. — Я сделала приглашающий жест и отступила в сторону, а когда он прошел, вернулась за стол. — Меня зовут Лиз. Чем могу помочь, мистер…
— Марк Доусон, — сказал он, и мне сразу стало ясно — имя вымышленное. Не знаю, как это получается, но я практически безошибочно определяю, говорит человек правду или нет. Криста полагает, что все дело в способности замечать малейшее сокращение лицевых мышц и соотносить его с некоей, как она это называет, матрицей правды. Что ж, использование вымышленного имени не преступление.