— Да, неблизкий путь. Судя по всему — вам необходим небольшой допинг. А то рискуете не долететь, милейший…
Потом, как выяснилось, не в кайф им вдвоём квасить. Без третьего участника старые монстры науки грустят. Не привыкли. Да и между собой у них какой разговор? Знакомы они уже полвека, а тут, можно сказать, новое лицо. И как дали мы по полстакашика горилки с жевачкой «Орбит» на закусь. Забазарили. То-сё. Лихие старикашки. Из-за границ не выползают. В Америке оба раз по пять побывали. Но самое прикольное — только взлетели, они тут же свой пузырь обратно затолкали в дипломат. И стали вдвоём лихорадочно нажимать кнопки вызова стюардессы.
Как только прискакала эта румяная девка, они строго затребовали себе и мне по двойному вискарю. На шару, понятно — зачем свой продукт переводить. Продуманные со всех сторон кексы. С такими за нашу науку можно не беспокоиться.
В Амстердаме я с ними распрощался. А сам просто помираю. Шатает меня во все стороны как на палубе, в глазах круги жёлто-синие. Полный стрём, короче. Сунула мне на прощанье смугленькая шоколадка, в форме стюардессы, какой-то левый обрывок бумаги, заместо моего багажа. И написала на нём номер экзита, по-нашему, выхода, какой мне надо искать.
После долгих шатаний по многочисленным эскалаторам, я, таки, нашёл себе укромное местечко возле туалета — и вырубился. А надо сказать тебе, что Амстердамский аэропорт — самый крупный в Европе. И сброду там всякого не счесть. И все спокойно спят, орут и тусуются где придётся. И бизнесмены, и супермены и всякая накипь рода человечьего. Ну и я под шумок отрубился.
Просыпаюсь как солдат — ровно через четыре часа. Во рту — гавнищем намазано. Башка как под прессом побывала. Только вискарь вспомнил — сразу стошнило меня — еле успел до туалета добежать.
Как я блевал, Димон! Какой-то зеленью с кусками вчерашней курицы. Потом просто желчью. Слёзы из глаз бегут. Сопли из носа. Задыхаюсь наглушняк! Тут слышу: кто-то вякает по матюгальнику, типа:
— Бла-бла-бла — Бостон!
Пора значит. Ну я кое-как умылся, смочил волосы водой и порулил к двадцать первому выходу секции «А». Полегчало мне неслабо после блёва.
Стал в очередь огромную. И увидел через огромные стёкла наш самолёт. Вот это махина!
Сначала даже не поверил, что это для людей. Думал, может, транспортник какой. Ещё подумалось — да как же он взлетит?
— Мой дед говорит, что эти самолёты демоны на своих плечах носят, — задумчиво произнёс Димон.
— Во-во. Похоже. Я тоже подумал о каком-то подобном фокусе. Но сейчас не об этом.
Стою, значит, я — и подходит моя очередь побакланить с агентом безопасности. После одиннадцатого сентября такой закон ввели на трансатлантических перевозках. Стал он мне заряжать что-то по-английски. Но я не втыкаю ни бельмеса. Тогда вызвал он какого-то педика-толмача. Тот югославом оказался. И более ли менее сносно стал пытать меня, как я вёз свой багаж в аэропорт. Всё время ли он был в поле моего зрения. Не принимал ли я подарки или передачи от незнакомых мне людей. И прочую стандартную муру. А меня тут снова замутило. Но уже, правда, без фанатизма. Отбился я кое-как от этих пустобрехов — и забрался в эту громадину. Соседкой моей оказалось страшилище женского пола с обожженной рожей. Третье кресло пустовало.