Однажды я спросил муллу Насреддина:
— У тебя такой красивый новый зонтик. Когда ты его купил?
Он ответил:
— Ошо! Это чудо, он совсем не новый, ему не меньше тридцати лет.
— Тридцать лет!? Он выглядит таким новым, как будто еще ни разу не побывал под дождем! — сказал я.
— Ему лет тридцать, но я обменивал его на другие зонтики по крайней мере сто раз. На днях в храме это случилось снова!
Когда буквально вчера вы обменяли свой зонтик на чужой, и все еще продолжаете называть его старым, купленным тридцать лет назад, — это одно. Но Индия не меняла зонтика на протяжении десяти тысяч лет — и это еще по оценкам ортодоксальных, очень консервативных историков. Если послушать индуистских шовинистов, то окажется, что Индии по крайней мере девяносто тысяч лет. Таковы расчеты Локманья Тилака — он тоже жил в Пуне. Девяносто тысяч лет. Но не важно, сколько времени прошло с тех пор: десять или девяносто тысяч лет. Важно, что за плечами у Индии огромное прошлое, которое ни разу не прерывалось революцией; оно все еще продолжается.
Все это время индийцы жили под тяжелым гнетом. С исторической точки зрения, хорошо известны как минимум последние двадцать пять столетий. События более далекого прошлого выглядят несколько смутно. Но последние двадцать пять столетий, прошедшие после рождения Махавиры и Гаутамы Будды, известны очень хорошо. Ни одна другая страна, ни одна другая культура, ни один народ за эти двадцать пять веков не проникся таким отрицанием жизни. Сердце Индии поразил странный неизлечимый недуг, нечто вроде рака. Индийцы стали одержимы мыслью о том, что отрицание жизни помогает достичь освобождения или приблизиться к богу. То есть вам придется отречься от жизни, как будто бог — ее противник.
Это самая большая глупость, которую только может совершить страна. С одной стороны, люди говорят: «Бог создал жизнь, бог сотворил существование, бог сотворил нас — бог сотворил все сущее», а с другой стороны, те же самые люди безо всякой логики настаивают: «Если вы хотите приблизиться к богу, вам придется отречься от созданного им мира».
Равным образом можно сказать, что, если вы хотите полюбить Рабиндраната Тагора, вам придется возненавидеть его поэзию, или, если вы хотите полюбить Пикассо, вам придется уничтожить его картины. Если бог — это творец, если бог — это поэт, музыкант, танцор, тогда все существование — это его танец, его картина, его музыка, его поэзия, его песня. Все это существование представляет собой Шримад Бхагавадгиту, Песню бога. Если вы хотите приблизиться к богу, вам придется приблизиться к существованию.