Мы страстно желаем пребывать в этой прозрачной тьме, и посредством невидения и незнания узреть и познать того, кто превосходит и видение, и знание с помощью самого этого невидения и незнания. Это и есть истинное видение и знание. Посредством удаления от всех вещей желаем мы прославлять того, кто за пределами и превыше всего сущего. Ибо сходно это с искусством тех, кто творит из камня живой образ, отсекая все, что мешает лицезрению скрытой формы, и раскрывая ее истинную скрытую красоту единственно путем удаления лишнего.
Ибо верю я, что более подобает его восхвалять путем удаления лишнего, чем путем присвоения, поскольку, когда мы присваиваем ему некие свойства, мы начинаем с всеобщего и через промежуточные ступени нисходим до частного. Но здесь мы лишаем его всего, восходя от частных свойств к всеобщим. Таким образом, мы можем прийти к открытому познанию непознаваемого, которое скрыто во всех познаваемых предметах и стоит за ними. И созерцаем мы ту тьму, что простирается за пределами бытия, скрытую за любым естественным светом.
Мы восславляли то, что всецело относится к теологии утверждения; как небесную и несравненную природу бога можно представить в виде единства и триединства; как, исходя из этого, можно объяснить, что бог есть Отец и Сын; как таким же образом можно открыть истину о Святом Духе; как они создали три этих внутренних светоча добродетели из бестелесного и неделимого своего превосходства; и как в Себе Самом и в Себе Самих, а также в совместном и вечном их распространении они остаются вместе и нигде не расходятся; как Иисус, будучи выше всего сотворенного богом, может вместе с тем пребывать в самом существе природы человеческой. Мы рассказывали о том, что он может быть назван Добром, Бытием, Жизнью, Мудростью, Властью и прочими духовными именами.
Теология — это извращенная дисциплина: она мазохистка Это тонкий способ самоистязания, очень тонкий. Никто еще не говорил о том, что это мазохизм, самоистязание и извращение в скрытом виде. Но я бы хотел, чтобы вам стало понятно, что теология во всех религиях, по сути, глупа. Она говорит о том, чего не знает. Она говорит о том, о чем говорить невозможно. Она все время попадает в порочный круг противоречий — поскольку религия есть молчание, а теология не что иное, как слова.
На Востоке граница между ними была очень четкой, и это спасло нас от величайшего проклятья. Восточный мистик никогда не пытался стать теологом, а теолога никогда не путали с мистиком. Эти дисциплины всегда существовали по отдельности. На Западе теология доминировала настолько, что мистику приходилось изъясняться на теологическом языке, если он не хотел быть сожженным заживо.