К барку крались.
Лодки стражи — узкие тени на черной воде — скользили так тихо, как могли. Весла погружались в воду почти беззвучно. Люди придерживали оружие. И сами молчали.
Понимали.
Гавин, конечно, додумается не ждать рассвета. Кровать предложит, но ведь она откажется. Будет сидеть в кресле, пока не уснет. Упрямая.
Желтело пятно корабельного фонаря.
Слышны были голоса матросов. Кто-то играл на тростниковой дудке, и мелодия была печальна. Глухо ударился борт о борт, и старый барк застонал. Однако он стонал часто, терзаемый невыносимыми болями в местах старых переломов и ран, и все привыкли к его бесконечным жалобам.
Зря.
…Гавин точно девчонку не бросит. Дождется, пока она заснет, и сам в другом кресле устроится. Нехорошо, конечно, получилось. Но выбора не было.
Крючья впились в гнилые борта, натянулись веревки под грузом человеческих тел. Стражники карабкались молча, хотя уже можно было не таиться.
Захлебнулась дудка. Кто-то закричал. Кто-то упал в воду.
Все закончилось быстро.
Два десятка будущих висельников лежали вдоль борта. Дядя будет рад… наверное… позже, когда поймет, что Урфин вынужден был действовать именно так, как действовал.
Груз.
Сырость трюма. Воздух со вкусом плесени. Спертый. Затхлый. Фонарь и тот горит еле-еле. Но света хватает, чтобы разглядеть деревянные брусья, вытянувшиеся вдоль бортов. И цепи с кандалами, через брусья протянутыми.
Вот почему они стояли: корабль был полон лишь на треть.
Сорок три человека. Женщины. Девушки. Девочки. Эти содержались отдельно. Их даже остригать не стали, берегли. Никто не плакал. Спасению если и радовались, то осторожно.
Сорок три — слишком мало. Не дадут тоннаж достаточный, чтобы корабль настолько просел.
— Ищите, — приказал Урфин, чувствуя, что нынешняя ночь будет полна сюрпризов.
— О! Капитан! — девица провела руками по голому черепу. — Я ж тебе говорила, что не надо меня спасать!
— Кто ты?
Это лицо определенно было знакомо Урфину.
— Мия. Не узнал?
Нет. Да… вспышка боли ослепила. Мия. Таверна. Наверх. Скрип кровати. Смех. Разговор какой-то… у нее изо рта пахло кошачьей мятой. Шлюхи жуют ее, чтобы клиенту приятней было.
— Ну вот. Забыл девушку… да я не в обиде…
Голос издалека. И огненный коловорот перед глазами.
Дядя был прав. Не следовало выходить из Замка. На подставленную ладонь сыплются капли крови. Яркие. Красные, как… что? Не помнил.
— Ваше Сиятельство, — капитан стражи отвлекает от огня. — Вам надо на это глянуть.
Урфин послушно идет следом. Палуба как-то сильно уж раскачивается под ногами. Не хватало еще отключиться. Но нет, постепенно головокружение уходит.