– Паша… – прошелестела Зоя в трубку, едва переступив мамин порог и достигнув телефона. И, наконец-то дождавшись с другого конца иронического вздоха, тупо уточнила: – Это ты?
– Ты не поверишь! – невозмутимо отозвался единственный в мире голос.
– Соскучился?
– Ну-у, – протянулось в ответ, – относительно…
После этого немного отпустило. Дышать стало полегче. Правда, не настолько, чтобы задерживаться у мамы. Хотя дядя Гриша распорядился:
– Мойте руки – и за стол! Я пельмени сварил.
– Не могу… много дел, – промямлила Зоя. – Спасибо, конечно…
Дядя Гриша посмотрел с искренним недоумением. Надо было знать дядю Гришу. В каждом его действии, будь то чтение газет, вызов водопроводчика из домоуправления или сочинение очередной строфы, таилась великая сила, заставлявшая людей слушать и слушаться. А быть может, это была не сила, а великая убеждённость в своей правоте? Или великая убеждённость, перешедшая в силу?
Два дня он самостоятельно вёл хозяйство: разогревал обед и ужин, мыл посуду, выносил мусор и выгуливал Муху. И, готовясь к их возвращению, пошёл в магазин и купил пельмени «Богатырские». Он варил их, помешивая, сливал воду и заправлял сметаной. И после всего этого Зоя посмела отказаться?!
– Извини, дядь Гриш, – пробормотала Зоя – У нас в школе проверка намечается… Надо готовиться, столько писанины…
Дядя Гриша непонимающе поднял всё ещё густые, почти без седины брови. Мама проницательно хмыкнула, но промолчала. Зоя вдруг заметила, до чего похожи они с мамой. Ну точно – одна порода! Только она, видно, удалась в другую – рассуждала Зоя, отступая в коридор и выскальзывая на лестницу и дальше, во двор…
– Прибыла, – без всякого выражения констатировал Пашка, открыв дверь. Глаза его были пусты и холодны.
От этого «прибыла» и от того, как он повернулся и ушёл к себе, Зою обдало морозным ветром. И она мёрзла весь вечер. Не согрел даже чай, который сын отказался пить вместе с ней, потому что надо было зубрить историю – завтра в школе предстоял какой-то срез.
И всё от того же холода она опять проснулась среди ночи.
На сей раз её ужас именовался «турник». Точнее – «в доме до сих пор нет турника!» А последствия юношеского кифосколиоза?! Страшно подумать! Ведь позвоночник, всем известно, – царь организма! Со следующей же зарплаты, поклялась она себе, куплю в «высшей лиге» эту блестящую палку и заставлю Пашку повесить в проёме! И висеть на ней по минуте каждый день! Нет, трижды в день!
Потом вдруг пришла новая мысль, ясная и упорная, из тех, до которых в жизни не додумаешься днём: вся трагедия в том, что она неправильно разговаривает с сыном! Просто-напросто она, мать, употребляет не те слова, что нужно, вот ребёнок и не понимает её! А с ним надо говорить как-то иначе, на другом, понятном ему языке.