— Кто называет «кругом»? — с нажимом уточнила Джил.
— Викканцы. Современные колдуны. Я про них читала. Они собираются, встают в круг и совершают магические обряды. Совсем как мы.
Клаудия по опыту знала, что заставить Линдси свернуть с намеченного пути (в данном случае — с пути к колдовству) нереально. Особенно теперь, когда ее глаза загорелись мечтой об аккуратненькой бесцеллюлитной заднице.
— Кто еще готов продолжать? Кто еще думает, что нельзя отказываться от такого могущества? Голосуем! — И Линдси первая вскинула руку.
— Может, все как следует обдумаем? — предложила Клаудия.
— О чем тут думать? Либо ты веришь, либо нет. Либо ты с нами, либо против нас.
— Записывай меня. — Мара подняла руку.
Клаудия смотрела на подруг и словно видела их впервые. Ну почему она вечно позволяет Линдси втягивать себя черт знает во что? Ведь до чего дошло — ее детище, Клуб книголюбов, голосует, стать им ведьмами или не стать! Спасибо хоть шабаш будет на демократических началах. Она покачала головой и медленно подняла руку, наблюдая, как та, словно чужая, принимает вертикальное положение.
— Ну не знаю, девочки, просто не знаю. Это противоречит здравому смыслу. — Гейл помедлила и нехотя подняла правую руку.
Все взгляды устремились на Джил — единственную, кто воздержался.
— Надо решать прямо сейчас? — Глаза Джил в растерянности перебегали с одного лица на другое. — Меня ваша идея, колдовство то есть, совсем не вдохновляет. Я католичка. Нехорошо это.
— Один из главных догматов викканства гласит, что путей много, — с готовностью объяснила Линдси. — Даже примкнув к викканству, ты можешь оставаться католичкой.
— Все это замечательно, — возразила Джил, — боюсь только, не все католики такие терпимые.
Линдси, только сейчас опустив руку, вздохнула:
— Что ж… Думаю, нет нужды принимать решение сию минуту.
— Терпеть не могу портить людям настроение, но вы иначе воспитаны, вам не понять. — Джил оглянулась в надежде, что кто-нибудь все же поймет, но остальные молчали.
— Думаю, нет нужды, — повторила Линдси, — чтобы к нам присоединились все без исключения. — Те, кто искренне заинтересован, вполне могут… заниматься этим отдельно. — И она многозначительно посмотрела на Мару.
Джил смерила Линдси сердитым взглядом и, демонстративно отвернувшись к столу, принялась перекладывать овощи на блюдах, смахивать крошки со скатерти.
Повисла тишина. Неловкая и странная — ведь когда они вместе, шуму от них обычно как на птичьем базаре.
Неужели все кончено? — мелькнуло в голове у Клаудии. Неужели книголюбы разойдутся? Из-за чего? Из-за парочки доморощенных заклинаний и свежеисцеленного кота по кличке Типпи? Какой недостойный конец ждет ее Клуб книголюбов. Нет, этого нельзя допустить. Она так любит их, своих подруг. Своих лучших подруг. На первый взгляд они, может, и не отличаются от прочих любительниц чтения — кучка теток за тридцать встречаются, чтобы обсудить книги, — но Клаудия сердцем чуяла, что для каждой из них Клуб значит куда больше, чем кажется. С Линдси она вместе выросла, с Гейл училась в колледже. Мару и Джил, правда, она ни в детстве, ни в юности не знала, но достаточно изучила за прошедшие несколько лет, чтобы понять: всех их объединяет одна черта — ни в каком другом месте они не придутся ко двору. Они отщепенцы. Это общее чувство отверженности и держит их вместе; только в Клуб их стайка изгоев и вписывается. Причем идеально. И Клаудия не станет сидеть сложа руки и смотреть, как все рушится.