Дом на Монетной (Морозова) - страница 22

Мария медленно продвигалась вперед. На полянке, густо устланной черничником, лежала береза. Бессильно разбросала ветви. Сочные. Густые. Сквозь опавшие листья проглядывали ягоды черными слезами. Чуть поодаль, высоко приподняв вывороченные корни, упала ель. Огромная рваная рана зияла пустотой. На вывороченных пластах чудом уцелела бледно-зеленая елочка.

Мария шла, спотыкаясь о корни. Поверженные великаны! Обезображенные стволы. На опушке в смертельном объятии замерли береза и сосна. Тяжелые стволы их рухнули рядышком, ветви надломились, переплелись. Тонкоствольная береза запрокинула ветви-косы…

Мария положила котомку у ног. Опустилась на дубовый пень. Уходить не хотелось. Смотрела… Смотрела…

Ураган не пощадил могучего леса, а трухлявый костер дров, кем-то забытый, не тронул. Очевидно, уложили дрова давно. Кора их покрылась лишайником, ядовитыми грибами.

Девушка распахнула жакет, из потайного кармана вынула тонкие листки. Их дала ей Наташа Оловенникова.

«Письмо Исполнительного Комитета».

В ту последнюю встречу в Костроме они незаметно выбрались из Дворянского собрания. В гостиницу не пошли, долго бродили по вечернему городу. В Архиерейском садике смотрели на бледный рожок месяца, на стоячую воду пруда, затянутого осокой… Наташа была грустной. Друзья погибли… Дело рушилось.

Вспомнили и приезд Марии в Петербург, ту встречу на Невском. И еще вспомнили, как Мария, тогда не знавшая города, попросила Наталью проводить ее на конспиративную типографию. Теперь Мария смеялась над своей наивностью, но тогда обиделась. И опять вспомнила, как глаза Наташи сверкнули гневом.

На конспиративной квартире она нашла молодую чету. Безусловно, фиктивную. Хозяин выслушал пароль, пригласил в гостиную. Невысокий, слабого сложения, хозяин вопросов не задавал. Бледное лицо с прямыми спадающими волосами, голубые глаза.

— «В кассах наборщиков свалена вся мудрость, все, что уже открыто и может быть открыто когда-либо; надо только уметь подобрать буквы!» — произнесла молодая женщина и лукаво добавила: — Не мои слова. Гельмгольца!

Красота ее была поразительной. Строгий овал лица. Коса ниже пояса. Серые смелые глаза. Певучий голос.

— Из уезда… За прокламациями… Что ж! Программу Исполнительного Комитета… Штук двадцать!

— Мало! — взмолилась Мария.

— А что делать при нашей технике?! За час каторжной работы больше пятидесяти листов не отпечатать! — Промываем шрифт, грязи-то сколько! Сорок потов сойдет, пока что-то толковое получится…

— Хорошо бы самоварчик! — просительно сказал хозяин, прервав их разговор. Он стоял в дверях с большим рулоном бумаги. — А то мне нужно уходить.