Тем временем распорядитель привел носильщиков и те взялись за носилки. Но, когда граф Гаэтан выразил свою волю, они передали гроб учащимся, те подставили плечи и благоговейно двинулись из церкви.
Процессия беспрепятственно пересекла двор и вышла на улицу Сент-Оноре.
Незнакомец, учинивший беспорядок, исчез как по волшебству. В толпе перешептывались: люди спрашивали друг у друга, куда он делся, но никто не заметил, как он ушел.
На улице Сент-Оноре похоронная процессия перестроилась: впереди шли сыновья герцога де Ларошфуко, за ними следовали пэры Франции, депутаты, люди, известные своими личными заслугами или занимавшие высокое общественное положение, друзья и близкие покойного.
Герцог де Ларошфуко был генерал-лейтенантом, поэтому за гробом следовал почетный караул.
Казалось, страсти улеглись, как вдруг в ту минуту, когда этого меньше всего ожидали, незнакомец, устроивший скандал в церкви, появился снова.
Когда толпа увидела его, послышались возмущенные крики.
Однако незнакомец приблизился к офицеру, командовавшему почетным караулом, и шепнул ему на ухо несколько слов.
Потом он громко приказал ему оказать поддержку полиции: помешать молодым людям нести гроб, поставить его на катафалк, а затем вывезти из Парижа.
В ответ на новое требование незнакомца, а в особенности на то, что он прибег к помощи вооруженной силы, со всех сторон раздались угрожающие крики.
Среди них отчетливо прозвучали слова:
— Нет, нет, не соглашайтесь… Да здравствует гвардия! Долой шпиков! Долой полицейского комиссара! На фонарь его!
И, как бы поддерживая этот крик, вся толпа всколыхнулась, словно море во время прилива.
Последняя волна его прошла так близко от комиссара, что тот отпрянул.
Он поискал глазами крикуна и, окинув собравшихся угрожающим взглядом, обратился к офицеру:
— Сударь! Еще раз приказываю вам оказать мне содействие.
Офицер посмотрел на своих солдат: непреклонные и суровые, они были готовы исполнить любое приказание.
Снова послышались крики:
— Да здравствует гвардия! Долой шпиков!
— Сударь! — резко повторил человек в черном. — В третий и последний раз приказываю оказать мне содействие! У меня категорический приказ, и горе вам, если вы посмеете помешать мне его исполнить!
Офицер был побежден повелительным тоном комиссара и угрозой, звучавшей в его приказаниях. Он вполголоса отдал распоряжение — мгновение спустя сверкнули штыки.
Это движение, казалось, довело толпу до крайней ярости.
Крики, угрозы, призывы к отмщению и крови понеслись со всех сторон.
— Долой гвардию! Смерть комиссару! Долой правительство! Смерть Корбьеру! На фонарь иезуитов! Да здравствует свобода печати!