Но это секундные сомнения, я должна знать, что внутри.
Потребовалась вечность, чтобы ключами разорвать обертку коробки.
Когда я вижу, что там, мне требуется время, чтобы придти в себя. Это для Джареда, постер сериала Firefly, с автографами каждого актера, сверху подпись "для Джареда" и автограф Нейтана Филиона. Это просто идеально.
Папа зависим... был зависим от е-бея. Очень часто нам по почте приходили самые странные вещи, только лишь потому, что они продавались за цент или у папы был спортивный интерес выиграть аукцион.
Не знаю, сколько стоил этот постер, но это должен был быть подарок на Рождество и не важно, что сейчас сентябрь. Отец никогда не откладывал покупку подарков до самого праздника, он покупал их в течение года и прятал по всему дому, думая, что мы их не найдем. И в итоге каждый подарок имел свою историю - когда его купили, как и где хранили.
И в этом году эта традиция уже не будет осуществлена.
Я вытираю глаза. Интересно, сколько подарков он уже успел спрятать?
Еще один глубокий вдох и я встаю. Достаю ключи и захожу в дом. Кидая у порога рюкзак и постер, иду на кухню.
Где меня поджидает сюрприз.
Мама сидит за кухонным столом, на ней папины пижамные штаны и его свитер. Напротив нее пустая кружка и пакетик чая.
- Хочешь чаю? - Эрл Грей ее любимый чай, она пьет его каждое утро.
Я подхожу ближе и понимаю, что что-то не то с ее руками.
Они красные и воспаленные.
Я не могу не думать о телах, что умерли от радиационного заражения.
Ее руки не такие, но они явно обожжены!
- Что случилось? - я кидаюсь к ней, но она не отвечает, а просто протягивает руки в мою сторону. Ожоги второй или третьей степени.
Я тяну ее к раковине, включаю воду и засовываю ее руки под струю воды.
В раковине чайник, с правой стороны полностью сгоревший. Она хотела сделать себе чай, но все вышло из-под контроля.
- Оставайся здесь, - я тянусь за телефоном.
По правилам хорошей дочери я должна залечить ее ожоги при помощи алоэ, обмотать руки бинтами и уложить маму спать, но у меня больше нет сил. Я не могу постоянно за ней следить, чтобы она не навредила себе. Особенно сейчас, когда мне надо спасти мир и выяснить, кто убил моего отца.
Это ее руки и если я сделаю что не так, то в будущем она не сможет ни рисовать, ни печь, ни играть на фортепиано. Я набираю 911. А потом мы 97 минут сидим, молча на кухне, пока не приезжает скорая помощь.
Если мне повезет, они продержат ее в больнице день или два, а значит, я хоть какое-то время смогу не беспокоиться о ней. Я чувствую вину, но и облегчение. Я так устала.