По пятам за нами шла снежная буря, последняя этой зимой. Однако мы успели за день и за вечер покрыть приличное расстояние и на ночь устроили стоянку в большой пещере. Потолок ее был прокопчен кострами тех, кто ночевал здесь прежде. Чарли приготовил ужин: бобы, свинину и лепешки. Правда, съел я только бобы, остальное тайком скормил Жбану. Спать лег голодным, а посреди ночи и вовсе проснулся и увидел у входа в пещеру коня без всадника. Фыркая, он переминался с ноги на ногу. Вороной и блестящий от пота, конь задрожал, и я поспешил накрыть его своим пледом.
– Что такое? – спросил Чарли, приподнимаясь на локте.
– К нам конь забрел.
– А ездок?
– Ездока нет.
– Придет – разбудишь, – сказал Чарли и снова улегся у костра.
В коне было семнадцать ладоней росту, сплошные мускулы; ни клейма, ни седла, ни подков, однако грива ухоженная. Конь не отпрянул, когда я погладил его. Предложенную лепешку есть он не стал. Только надгрыз ее с краю. Видимо, сытый.
– Куда же ты скакал в такую ночь? – вслух подумал я и повел было конягу в глубь пещеры, где ютились Шустрик и Жбан. Он, однако, воспротивился и вернулся ко входу в пещеру. – Хочешь меня без одеяла оставить?
Я вернулся к костру и, подбросив хворосту, свернулся рядом калачиком. Впрочем, без пледа заснуть не смог и остаток ночи вспоминал проигранные споры, но так, что я всегда выходил из них победителем.
Утром же я решил оставить вороного коня себе. Передав Чарли кофе, я поделился с ним планами.
– Бери коня, – кивнул братец. – В Джексонвилле его и подкуешь. И Жбана там же продадим, авось да выручим деньжат, хотя… вряд ли. Его скорее сразу отправят на бойню. Деньги – какие ни дадут – бери себе, полностью, без остатка. Пришлось тебе со Жбаном помучиться. Вот свезло так свезло, новый конь сам тебя отыскал. Как назовешь его? Жбанов сын?
Я ответил:
– Жбан еще может послужить на ферме. Какой-нибудь пахарь его с радостью купит.
– Я бы не стал никого обнадеживать, – предупредил Чарли и, обращаясь к Жбану, произнес: – Тушеная конина или живописное пастбище да в компании грудастой фермерской дочки? – Братец обернулся ко мне и уверенно прошептал: – Тушеная конина.
Вороной конь спокойно позволил надеть на себя сбрую и седло. Жбан, когда я накидывал ему на шею петлю, опустил голову. Взглянуть ему в глаза мне не хватало смелости. Не успели мы проехать и двух миль, как нам на дороге попался мертвый индеец.
– А вот и предыдущий хозяин, – заметил Чарли и спешился.
Мы перевернули труп на спину. Индейца как будто свело страшной судорогой: рот перекошен, голова неестественно запрокинута, хребет сломан.