Коридоры гостиницы полнились гомонящими шлюхами: девки судачили о том, как Мейфилд весь в крови уехал куда-то, а его трапперы и вовсе пропали. Заметив шлюху, развлекавшую Чарли – зеленушность у нее на лице спала совсем ненамного, – я отвел ее в сторону и спросил, где бухгалтерша.
– Ее к доктору повезли.
– Она жива?
– Скорее всего. Ее постоянно к доктору возят.
– Когда она вернется, передай ей вот это.
Я сунул в ладонь шлюхе сто долларов.
– Господи Иисусе! – уставилась она на деньги.
– Через две недели я вернусь и проверю: если бухгалтерша не получит деньги, то взыщу с тебя. Ясно?
– Мистер, что я вам сделала? Стою себе в коридоре…
– Это тебе.
Я подсунул шлюхе двойной орел.
Положив монету в карман, девка посмотрела вслед уходящему по коридору Чарли.
– Полагаю, ваш брат мне бы сотню не отвалил?
– Нет, не думаю.
– Значит, у вас в крови романтики больше?
– Кровь у нас одна и та же. Просто используем мы ее по-разному.
Развернувшись, я пошел прочь. Не успел сделать и пяти шагов, как шлюха окликнула меня:
– Чем она заслужила этакие деньжищи?
Остановившись и подумав, я ответил:
– Она красива и добра ко мне.
Надо было видеть лицо этой шлюхи: бедняжка не знала, что и подумать. Ничего не сказав, она бросилась к себе в комнату, захлопнула дверь и дважды очень громко вскрикнула.
Покинув город, мы поехали вдоль реки. На встречу с Моррисом мы уже несколько дней как опоздали, однако ни меня, ни Чарли задержка нисколько не волновала. Я перебирал в памяти, сортируя, события прошедших дней, и в это время Чарли вдруг захихикал. Я на Жбане успел отъехать вперед и, не оборачиваясь, поинтересовался, что так насмешило братца.
– Я вспомнил день, когда наш папаня преставился, – ответил Чарли.
– Да? И что?
– Мы с тобой сидели в поле за домом, поедали свой обед, и тут закричала матушка. Помнишь, кстати, что мы ели?
– Не понимаю, к чему ты.
– Мы грызли яблоки. Матушка завернула их в тряпицу и отослала нас прочь из дому. Похоже, знала заранее, что будет ссора.
– Тряпица та была красная, линялая.
– Точно, а яблоки зеленые и недоспелые. Ты грыз их и морщился. Такой малявка был, а разбирался!
– Я и сейчас помню эту кислятину. Скулы свело, и рот сию же секунду наполнился слюной.
– Стоял самый жаркий день самой жаркой летней поры. Мы с тобой засели в высокой траве, ели яблоки и слушали, как матушка бранится с папаней. Ну, или я слушал. Не помню, заметил ли ты…
Чарли рассказывал, и события того дня словно оживали у меня перед глазами.
– Кажется, заметил. – Да, точно, я начал вспоминать. – Потом что-то разбилось, так?