А мне-то что?
Без крыши над головой всяк не останется. Самолюбие же… как-нибудь переживет.
И долг за него найдется кому отдать… наверное.
Рука на плече вдруг потяжелела.
— Стой, — Оден повернулся влево и прижал палец к губам.
Стою. Молчу. Слушаю. А лес подозрительно беспечен. Но вот застрекотала сорока, и визгливый голос сойки подтвердил: чужие рядом.
— Собаки. Там, — Оден указал на левый берег. — Но далеко… идут…
— За нами?
Задумался, но тут же решительно ответил:
— Нет. Стали на след. Гонят…
Теперь и я слышала далекие голоса гончих. Небось, аллийские, серошкурые, с жесткой шерстью и массивными брылами, с которых вечно стекают нити слюны. Их розовые носы чувствительны, и значит, лучше затаиться. Чей бы след не вел собак, с леса станется устроить неприятную встречу.
И куда нам?
Одна я уйду, а вот Оден…
Голоса приближались.
— Идем. Быстро.
Не бежать, но поспешить. Лес, оскорбленный недоверием, молчал и не собирался помогать упрямой мне. А я напряженно вслушивалась в его паутину, пытаясь найти хоть какое-то убежище.
Думай, Эйо, думай.
Если вчера не хватило ума пройти чуть дальше обычного.
Неодобрительно шелестела старая ива. И вода спешила спрятаться под корнями, мочила зеленые космы ветвей. Но мы — не вода. Ива — слишком мало.
…дальше.
Лес все же снизошел до ответа.
…иди. Не обману.
Поверить и… я в любом случае спастись успею. А Оден?
…а выбор?
В этом есть толика правды. Либо идти вдоль ручья, надеясь на удачу, либо поверить лесу. Из двух зол выбираю меньшее. И лес протягивает-таки руку помощи. Нам туда, где натянутая до предела, дрожит, но не рвется нить жизни. Старая ель со сломанной верхушкой умирала давно. Она была слишком упряма, чтобы просто поддаться ветру, но слишком слаба, чтобы устоять. И буря почти вырвала ее, опрокинув набок, но не сумела вытащить бурые корни. Бросила, наигравшись, а ель кое-как приспособилась.
— Осторожно, — мне пришлось замедлить шаг. — Здесь яма.
Под корнями, под зелеными, с желтой проседью, лапами ели. Толстый слой игл укрывает ее дно, а на стенках прорастают волчьи грибы.
— Забирайся.
— Ты?
— Скоро вернусь.
Собаки мне не страшны. Хуже, если с ними будут люди, поэтому надо успеть первой.
Я возвращаюсь на берег и, перебравшись на ту сторону, иду вверх по течению. Пятьдесят шагов, затем вновь переправа по воде — и те же пятьдесят шагов вниз. Переправа.
Невидимый след отпечатывается на земле четко, и я, закрыв глаза, вижу его. Остается немного расширить… взять за края и потянуть, представляя, как истончается нить. Осторожней, Эйо, не разорви, времени на вторую попытку не будет.