В моей семье, когда вернулся с фронта папа, и еды, и одежды стало появляться побольше. Но самой большой радостью для меня стали книги, которых у меня было очень много. Я рано научилась читать. А папа и мама учили меня думать о прочитанном, делать выводы. Я им бесконечно благодарна. Ведь не видели мы кино. Не было и телевизоров.
В 1953 году у меня появился братик. А в марте 1953 года умер И.В. Сталин. Хорошо помню школьные линейки, когда зачитывали бюллетени о его болезни. Потом мы срочно пришивали черные полоски на красные галстуки. В нашей школе было, наверное, около тысячи учащихся. И плакали все, вместе с учителями. Это был какой-то всеобщий сумасшедший поток слез. Мне было одиннадцать лет. Я почти ничего не понимала. Но ревела, как и все. Мальчишки из нашего класса собрались ехать в Москву на похороны Сталина. Их отлавливали учителя на станции Яхрома. Они как бы предчувствовали, что прощание с вождем обернется всеобщей давкой. В этой многотысячной толпе очень многие были раздавлены и погибли. Наши одноклассники остались живы.
С этой весны в нашей семье опять началась полоса невезенья, горя и бесконечные мамины слезы. Мы потеряли отца. Брат Саша родился инвалидом. Перенесенные им операции и полуторагодовое пребывание в гипсе не помогли. Ходить он начал на четвертом году жизни. В детский садик его не брали. Мама работала на двух работах. Каким-то образом более двух лет мы с ней по очереди сидели с ним. Его маленькое тельце от плеч до голеностопов было заковано в гипс. Поднять я его не могла. Гипс был очень тяжелым, громоздким, ужасным по форме. Лежал Сашенька день и ночь на чертежной доске. В теплую погоду выносили стол на улицу, и я сидела около него часами. В один из погожих солнечных дней мама выбежал к нам на улицу очень взволнованная. Она громко кричала, что, оказывается, Берия – предатель! Господи, не могла я с ней разделить ее волнение! Я только спросила: «А Берия – это тетенька или дяденька?!» И мама замолчала, погладив меня по голове.
Снова мы стали очень нуждаться. Денег не хватало ни на что. Опять чужие платья, ботинки, рваные до дыр, и бесконечные думы о еде. Есть хотелось постоянно. Мама сажала и продавала картошку. Ходила по утрам в лес за грибами, за дровами и за травами для заварки чая. Меня тошнило от супа с селедочными головами. В школу я ходила с куском черного хлеба.
Мама придумала «бизнес». Она нарвала полное ведро полевых цветов. Всю ночь мы вязали с ней букетики. С первым поездом мама уехала в Москву, продавала там цветы. Я очень ее ждала. Ведь она обещала купить конфет за мою «работу». Я сидела целый день с братом. Вернулась она заплаканная с пустым ведром и штрафом за безбилетный проезд, так как ничего она не могла продать и ехала обратно без билета. Как же смогла мама нас вырастить в шестиметровой комнате с удобствами во дворе? А ведь кроме кроватей в комнатке была печь. Она занимала очень много места. Топила ее мама дровами и тоже плакала, то ли от дыма, то ли от горя?