– Будете на один год старше, – сказал Дюк. – Это нормально!
– Все… – выдохнула Аэлита. – Теперь я молода! Мне тридцать один год!
Она поднялась с лавочки. И помолодела прямо на глазах у Дюка. Он увидел, как она распрямилась, стерла с себя пыль, вернее, некоторую запыленность времен. И засверкала, как новый лакированный рояль, с которого сняли чехол.
– Я знала, что так получится, – сказала Аэлита, щурясь от грядущих перспектив.
– Откуда вы знали?
– А иначе и быть не могло. Разве могло быть иначе?
Дюк пожал плечом. Он знал, как могло быть и как есть на самом деле.
– Будь счастлив, талисман! – попросила Аэлита. – Не забудь про себя.
– Ладно, – пообещал Дюк. – Не забуду.
Она улыбнулась сквозь слезы. Видимо, счастье действовало как перегрузка и мучило ее. Улыбнулась и пошла из садика. У нее была впереди долгая счастливая жизнь. И она устремилась в эту новую жизнь. А Дюк остался в прежней. На лавочке.
Когда он обернулся, Аэлиты уже не было. Он даже не узнал, как ее зовут. И откуда она приехала? И кто она такая? Да и была ли она вообще?
Но в кармане лежала новая дорогая ручка со следами черной засохшей туши на жестком пере.
Значит, все-таки была…
Вечером из Ленинграда вернулась мама.
Увидела сломанный диван и сказала:
– Ну, слава Богу, теперь мебель поменяю. А то живем как беженцы. Не дом, а караван-сарай.
Она привезла в подарок Дюку альбом для марок, хотя Дюк вот уже год как марки не собирал. А мама, оказывается, не заметила. Она вообще последнее время стала невнимательна, и Дюк заподозрил: не завелся ли у нее какой-нибудь амур с несовременным лицом на десять лет моложе или ровесник. В этом случае большая часть маминой любви перепадет ему, а Дюку останутся огрызки. И он заранее ненавидел этого амура и маму вместе с ним.
Дюк ходил по квартире хмурый и подозрительный, как бизон в джунглях, но мама ничего не замечала. На нее навалилась куча хозяйственных дел. Она стирала белье, запускала в производство обед и носилась между ванной, кухней и телефоном, который победно-звеняще призывал ее из внешнего мира. Мама спешила на зов, сильно топоча, вытирая на ходу руки, и Дюк всякий раз подозревал, что это звонит амур и процесс кражи уже начался или может начаться каждую секунду.
Наконец мама заметила его настроение и спросила:
– Ты чего?
– Ничего, – ответил, вернее, не ответил Дюк. – Не выспался.
Он улегся спать в половине десятого, но заснуть не мог, потому что вдруг понял: он обречен. Аэлиту засекут довольно скоро, может быть, в загсе, куда она предъявит фальшивый паспорт. Ей зададут несколько вопросов, на которые она, естественно, ответит. И Дюка посадят в тюрьму по статье 241/17. В камеру придет Хренюк и скажет: «Я тебя предупреждал. Ты знал. Значит, ты совершил умышленную подделку документа, чем подорвал паспортную систему, которая является частью системы вообще. Значит, ты – государственный преступник».