– Им восхищаются все, кроме фюрера и его приспешников.
– Идеальный мужчина?
– Идеальный солдат, – уточнил Вальтер. – Но и мужчина тоже, с обычными мужскими слабостями. Он пал жертвой твоих чар, так что будь осторожна: он горд. Если собираешься добиваться его внимания, порви с Равенсбургом… Или расскажи о нем Маркусу, останови намечающийся роман, пока не поздно.
Лизетта кивнула. К сожалению, ни тот ни другой вариант ей не подходит!
– Я сказал достаточно. Пойдем? – Вальтер нашарил в кармане деньги. – Когда ты встречаешься с Маркусом? – спросил он, швырнув монетки на блюдце.
– Завтра.
– Подумай о том, что я сказал. Сама найдешь дорогу обратно? Мне еще надо кое-что сделать.
Лизетта поцеловала его на прощание.
– Будь осторожна, детка, – тихо сказал он, обнимая ее. – Не хочу, чтобы ты страдала.
Лизетта нежно улыбнулась ему и собралась уходить. Вальтер проводил ее взглядом. Глубоко встревоженная, она не показывала виду. Пожалуй, не стоит сообщать в Лондон, что ее легенда под угрозой – особенно после донесений, которые должны произвести впечатление на командование. Нет, она не станет ничего сообщать. Похоже, фон Шлейгель действовал наобум. Если Бакмастер считает, что надо продолжать игру, Лизетта останется рядом с Маркусом. А если Люк прав, и, в свете готовящейся высадки союзников, Лондон потерял интерес к ее заданию, то пусть отзывают приказ.
Только Лондон определит, каков будет ее следующий ход.
Работу во вторник Килиан исполнял чисто автоматически – хорошо, не было ничего важного. Настроение его переходило от восторга к отчаянию. Он гордился участием в заговоре, который, возможно, покончит с гнусной властью Гитлера над Германией, но очень волновался из-за вчерашнего звонка гестаповца.
Верить ли фон Шлейгелю? Какие у этого гестаповца причины лгать? Дыма без огня не бывает.
А самое важное – откровенна ли с ним Лизетта? Если она настолько несчастлива со своим женихом, что охотно стала любовницей его, Маркуса, то почему не рассказала ему о помолвке? Эта мысль не давала ему покоя. Ей есть что скрывать, а не то она рассказала бы тебе о Равенсбурге .
Но что она может скрывать? Девушка лет двадцати с небольшим, с немецкими корнями, сочувствует немцам, сама француженка. Прекрасная, умная, юная.
Килиан отправился на прогулку вдоль Сены, надеясь разогнать беспокойство быстрой ходьбой, и теперь мрачно глядел с Понт-Нефа на западный берег острова Сите. Ему нравилось стоять на мосту, первый камень которого был заложен в позднее Средневековье Генрихом Третьим, любимым сыном легендарной Екатерины Медичи. Но даже излюбленный парижский мост сейчас был не в состоянии разогнать уныние, охватившее полковника.