— Не подселенцы это. Цпионы твои. Хлебуска дась? — высунулся из-за Дашиной спины пацаненок и тут же спрятался обратно, наткнувшись на пудовый взгляд хозяйки.
— Люлэй тебе, а не хлэбушка! Маршь в кухню, там каша с утра осталась. На примусе погрэешь сам. Смотри мнэ, чэго потыришь или в кладофку сунэшь нос — урою! — Сусанна Борщ, а по всей видимости, это была именно она, на секунду почти вышла из образа «пластической барышни», как-то вдруг постарела, осунулась. Но тут же взяла себя в руки, моргнула слишком длинными и черными, чтобы быть настоящими, ресницами. — Так чэм могу?
— Интересны стулья работы Гамбса, мадам.
— О! Так вы за этим, дуся? — как-то уж чересчур откровенно обласкала Артура взглядом дамочка и сделала ладонью приглашающий жест. — Давнэнько вас ждут-с. А это ваша... эээ... сэстрица? Жэлаете мокки, милочка? Могу угостить коньяком или крэмбэмбулэвой воткой. Вы же, я вижу, замэрзли, как цуцэк.
— Водка будет весьма кстати, — ответил Артур, как будто не замечая, что вопрос был адресован вовсе не ему. — Благодарю за гостеприимство, миссис Борщ.
— Зовитэ мэня Сусанной. Борщу — он, знаэте ли, был нотариусом, но скончался от пнэвмонии — так вот я многим ему обязана, но того, что он одарил меня этой фамилиэй, не прощу до конца днэй своих. Не повэрите, но я даже заупокойную по Борщу не заказывала...
— Разумеется, Сьюзен. Как вам будет угодно, Сьюзен! — Артур не понял сказанного, но даже если и понял, вряд ли его интересовал смысл. Баритон Артура засахарился, стал вкрадчивым и липким, словно все звуки облили шоколадной глазурью — вид легко доступной дамы действовал на Артура совершенно определенным образом.
От сиропа в голосе майора Дашу слегка замутило. А уж когда мадам Борщ, оступившись, покачнулась, и майор умело придержал ее за костлявую спину, Даша явственно ощутила подкатившую к горлу тошноту. Она бы не удержалась, сказала бы что-нибудь едкое, но тут за бархатной гардиной скрипнули половицы, раздались осторожные шаги, и через секунду в прихожей появился худощавый, очень ухоженный мужчина. На первый взгляд, ему можно было бы дать лет тридцать, не больше, но стоило чуть пристальнее вглядеться в его невозмутимое вытянутое лицо, как становились заметными и «гусиные лапки» возле глаз, и мимическая складка между бровей, и по-стариковски вялые подбородок и щеки. Где те тридцать? О тридцати речи уже не шло — около пятидесяти, может, чуть больше... Однако кожа у него была розовой, баки ухоженными, усики подбриты кокетливой щеточкой. В движениях и мимике был он моложав, телом поджар, в одежде щеголеват и в целом похож на марципанового жениха — чуть потускневшего, слегка помятого, но все еще готового украсить собой свадебный пирог. Но ни холеная внешность, ни мягкие манеры не могли скрыть от проницательного наблюдателя повадок хищника. Если бы какой-нибудь безумный профессор обнаружил способ превращать животных в людей, создал бы чудо-вакцину и заручился поддержкой коллег, если бы профессору удалось заманить матерого волка-одиночку в операционную и сделать ему чудо-инъекцию, и если бы метаморфоз оказался успешным... то в результате получился бы именно этот молодящийся старик, называющий себя...