От последней фразы кто-то из оставшихся стал громко икать. Но меня развеселило другое — это был именно тот голос за стенкой моей комнаты, который полночи мне так нудно говорил о местной политике.
Слава богу, разговор затухал — теперь уже стали расходиться и учёные. У всех тут были завтра работы в лабораториях, у всех продолжалась та наука, которую они тут и обсуждали.
Ушёл, хватаясь за стены, Петрушин.
В баре «Пилов» остался только Селифанов. Он был давно, непроходимо пьян.
Голову Селифанов не мог держать и уронил её на стол. Пейзаж стола поэтому виделся ему довольно странным — с возвышенностями стаканов и холмами тарелок, но расположенными с поворотом на девяносто градусов.
Селифанову было скучно, и поэтому он решил добавить.
Стакан с вискарём стоял метрах в полутора — и он, напрягшись, стал смотреть на него.
Стакан сперва дёрнулся, но тут же застыл.
Только виски внутри встревоженно колыхалось.
Селифанов напрягся ещё раз, и стакан медленно пополз по столу — прямо ему в руку.
— Может быть, физик или математик надевает амулет, но не афиширует этого? — спросил Шелленберг. — Или вы отвергаете такую возможность?
— Наивно отвергать возможность. Категория возможности — парафраз понятия перспективы.
«Хорошо ответил, — снова отметил для себя Штирлиц. — Надо было отыграть… Спросить, например: „Вы не согласны с этим?“ А он не спросил и снова подставился под удар».
— Так, может быть, и амулет нам подверстать к категории непонятной возможности? Или вы против?
Юлиан Семёнов
«Семнадцать мгновений весны»
Москва, 3 мая. Сергей Бакланов по прозвищу Арамис. Излучение накладывается на старые дрожжи. Изучим тайны мироздания и собственной головы. Что может получиться из нехитрого эксперимента — законы сложения и вычитания.
Атос разрешил мне сидеть в лаборатории, изучая найденное. Под «найденным» он понимал как раз «подвески».
Я и сам понимал, что лучше посидеть в лаборатории, по Зоне не шастать, начальство не раздражать, да и вообще поменьше показываться на глаза людям.
Я и не показывался, тем более что мне самому хотелось разобраться, что, собственно, в этих «подвесках» такого.
Сначала, разумеется, я прочёл все отчёты, потом ещё день ушёл на литературу широкого профиля. Единственная опасность, что была заключена в «подвеске»-«аксельбанте», была описана в акте пятилетней давности. Один из исследователей, какой-то австриец с почти русской фамилией обнаружил, что его кардиостимулятор начинает работать вблизи подвески в нештатном режиме. Риска остановки сердца не было, да и сам ритм оказался странным, будто шифрованное послание. Но никакого послания от иного мира в итоге не обнаружилось.