Иначе обстояло дело с антисемитизмом. Германский Рейх кайзеров из рода Гогенцоллернов никогда не был антисемитским государством, а Пруссия Харденберга и Бисмарка, из которой он вышел, и подавно. У немецкого населения пожалуй был «обычный» антисемитизм: евреев не всегда любили и в провинции они часто были общественно изолированы; у людей часто была неосознанная зависть к их большим успехам в определённых профессиях (адвокаты, врачи, журналисты, издатели, писатели) — однако этот антисемитизм был поверхностным и в целом безобидным. И он никогда не поддерживался большинством. У населения было три точки зрения на евреев. Первая полностью одобряла эмансипацию евреев и их равноправие в духе лозунга, выдвинутого Харденбергом в 1811 году: «Равные права, равные обязанности». Второе направление делало различие между крещёнными и некрещеными евреями, или между старожилами и вновь прибывшими. Одних принимали, других пытались ограничивать в правах и свободах. И наконец, были явно выраженные антисемиты, которые охотнее всего всех евреев или по меньшей мере всех некрещеных и вновь переселившихся евреев ограничили бы в гражданских правах. Экстремальные представители этого направления заходили настолько далеко, чтобы поставить всех евреев в правовое положение иностранцев. Однако нигде среди широкого немецкого населения, в том числе и среди выраженных антисемитов, не было направления, которое бы считало, что евреев следует истребить. Эта мысль, которая всё время проявлялась у Гитлера и в конце концов была воплощена столь ужасным образом, была полностью чужда немцам догитлеровского Германского Рейха.
Теперь в этой области вперед выдвинулся Гитлер. Сначала евреи были удалены только из определённых должностей и профессий. И даже здесь сначала существовали исключения для участников войны или сыновей погибших на войне. Затем запрет был расширен на другие профессии. После этого в 1935 году последовал первый большой шаг с введением Нюрнбергских законов, по которым евреи лишались политических гражданских прав, запрещались браки между евреями и неевреями, а свободные любовные связи между евреями и неевреями преследовались по закону. Это было уже весьма круто, и нельзя сказать, что было особенно популярно. Но с этим смирились. И именно пожалуй потому, что тем самым теперь в форме законов были выполнены самые радикальные требования традиционных антисемитов, и во многих местах полагали, что тем самым достигнуто завершение антисемитской политики Гитлера.
Отныне — так люди утешали себя — евреи знали своё место, у них больше не было политических прав, они не могли заниматься определёнными профессиями (или только в виде исключения), им не дозволялось вступать в брак с немцами нееврейского происхождения или соединяться с ними в любви; ну ладно, всё это заходило очень далеко, но в сравнении со всем позитивным, что принёс Гитлер — полной занятостью населения, перевооружением, триумфам настойчивости его внешней политики, пробудившемуся вновь чувству национального самосознания — в сравнении со всем этим можно было это принять.