Черноусый сказал, и новая цена Васе понравилась, но он так подумал: «Поторгуюсь ещё для блезиру, пусть знает, что я — тёртый калач». Вася поторговался ещё, и черноусый сказал:
— Вижу, ты тёртый калач. Ладно уж, скину трёшник. Только для тебя.
— Держи деньги. И суй поросят в мой мешок.
— Э, да чего там, — ответил продавец, сосчитав деньги. — Забирай их прямо в мешке, а мне свой пустой отдай.
Вася отдал ему свой мешок, вжик — перетянул мешок с поросятами верёвочкой.
«Дело сделано», — подумал Вася и пошёл к выходу.
— Стой-ка, — обиделся вслед ему черноусый, — хоть бы «до свидания» сказал.
— Ничего, — ответил Вася, — обойдёшься.
Он шёл к выходу и думал: «Хоть я и деревенский парень, а грубиян». Это ему нравилось.
Ему хотелось быть грубияном и тёртым калачом, да, пожалуй, и от стреляного воробья он бы не отказался.
Вася чувствовал спиной, как трепыхаются в мешке поросята, и это ему тоже нравилось, потому что было щекотно, да и поросята, в конце концов, были, конечно, славные, правда, с маленькими по размеру пятачками.
Глава третья. Парочка поросят
На станции Вася выпил квасу в честь хорошей покупки, а потом сел в электричку. Поросята шевелились в мешке, а когда поезд тронулся, стали повизгивать.
Вася стоял в тамбуре и глядел в окошко на пробегающие поля, дачи, ёлочки, телеграфные столбы. Пассажиры в тамбуре что-то кричали друг другу, махали руками и курили, выпуская изо рта тяжёлые махровые кольца, колёса стучали под вагоном — иэх! — мчался поезд в деревню Сычи и ещё дальше…
К дому Вася добрался под вечер, когда солнце уже стало садиться и покачивалось над деревней Сычи.
Мама Евлампьевна стояла у ворот и ещё издали крикнула: — Васьк! Неужто не купил?
Вася промолчал. Ему не хотелось орать на всю деревню.
— Чего у тебя в мешке-то? — кричала Евлампьевна. — Говори скорей! Неужели поросёнок? Слышь, Марусенька, Васька-то поросёнка несёт!
— Бум, бум-бум, — отвечала ей соседка Марусенька из-за оконного стекла, а чего она отвечала, не разобрать. Окно было закрыто.
— Пара поросёнков, мам, — сказал Вася, кладя мешок на землю.
— Да неси их скорей в избу! Застудишь. Они небось махонькие.
— Это ещё как сказать, — говорил Вася, внося мешок в избу. — Не такие уж махонькие, да и не слишком большие. В самый раз, крепенькие.
Пока Вася развязывал мешок, поросята шевелились в нём и повизгивали.
— И куры у нас есть, — кричала Евлампьевна, обращаясь к подоспевшей поглядеть поросят Марусеньке, — и утки! А поросят нету. Встану утром и грущу. Вот бы, думаю, поросёночка завесть.
— То-то я и говорю, — басовито бубнила в ответ Марусенька. — Без свиньи, какой двор. Со свиньёй жить веселее.