— Эх, — вздохнула бабушка Волк, — сейчас бы селедочки баночной.
— Зря я на Тимоху налетел, — сказал Крендель.
— Еще бы, — ответил я.
— Тимоха здесь ни при чем. Тут замешан кто-то другой.
— Свой у своего красть не будет, — сказала тетя Паня. — Это кто-то чужой.
— Конечно, чужой, — сказал дядя Сюва. — Свой красть не будет. Только кто — вот вопрос.
— Как это кто! — крикнула из окна Райка. — У нас в доме все свои, кроме одного.
— Кого?
— «Кого-кого»! Того сундука в плаще из двадцать девятой квартиры. Живет один, как сыч, в двух комнатах и платит за них такие деньги, какие нам не снились.
— Раиса, — сказала бабушка Волк, — а кто ему готовит первое и второе?
— Да никто ему не готовит! Кому он нужен!
— А деньги откуда берет?
— «Откуда-откуда»! — ответила Райка. — Хитит.
— Да что это вы, — сказал дядя Сюва. — Чего навалились на человека. Он меня так за душу брал. «Березкой».
— Да тебя кто хочешь за душу возьмет.
— Ну-да! — обиделся дядя Сюва. — У меня знаешь какая душа! Не то что у тебя. У меня душа широкая.
— Постойте! — закричала тетя Паня. — Я ведь видела. Вчера он лазил на крышу и крутился возле голубятни.
— Крутился?
— Что-то вынюхивал под буфетом.
— Вынюхивал?! — сказал Крендель. — Что же он вынюхивал? А ну пойдем поглядим на этого нюхаря.
— Валяйте-валяйте, — сказала Райка. — Настала пора вывести кое-кого на чистую воду.
Крендель кивнул мне и решительно направился к третьему подъезду. Он явно торопился. Мне казалось, что нельзя так сразу в лоб браться за дело. Надо было разузнать, разведать, что к чему, но Крендель уже вошел в подъезд и сразу стал рассматривать следы.
На каменных лестничных ступеньках за долгие годы накопилось так много следов, что ступеньки просели, покривились под их тяжестью. Кроме следов, повсюду валялись улики: окурки, корки апельсина, старые трамвайные билеты.
Мы поднялись на второй этаж и остановились у двери, на которой была выведена цифра: 29. Дерматиновая обивка местами разорвалась, из дыр высовывалась пакля махорочного цвета. Рядом с дверью торчал из стены небольшой пропеллер, вокруг которого по бронзовой пластинке вилась надпись: «ПРОШУ КРУТИТЬ».
Это и был звонок в квартиру. Под ним висела бумажная табличка: «Николай Эхо. Крутить 1 раз».
— Только приехал, а уж табличку повесил, — пробурчал Крендель, хотел крутануть звонок, но отдернул руку.
Я внимательно посмотрел на звонок, а надо было смотреть не на звонок, а на пол.
На полу, у самой двери, лежало голубиное перо.