Ладони смыкаются. Саша опережает их на несколько шагов. Торопятся пальцы. Обгоняет их Лола. Сплетаются. Силуэты растворяются впереди. Анна смеется.
— Знаешь, что мне все это напоминает? Ты смотрел «Смерть в Венеции» Висконти?
— Нет.
— А книжку читал? Томаса Манна?
— Если честно, нет.
— Там пожилой мужчина влюбляется в мальчика. Все о его страданиях.
— Я вообще-то это не очень люблю, когда мальчик с мальчиком.
— Я тоже. Но речь не об этом. Там вообще ничего не показано. Просто он бродит по городу, который сводит его с ума, дурманит. Как этот вечер.
Перед ними лестница в ашрам — последнее испытание. Огромные вытянутые ступеньки, дыхание прерывается, руки поддерживают, подталкивают. Осталось совсем чуть-чуть… Вздрагивающий мост, недоступная река, берега, усыпанные храмами, будто звездами, остаются внизу.
— Все. Пришли.
— Спасибо, Витя.
Разлетаются ладони в разные стороны.
— А где Саша?
— Какой Саша?
— Саша… У него осталась моя сумка.
— Я позову его.
Убегает. Возвращается через минуту.
— Держи.
— Спасибо. За все.
Двери заперты. Включены вентиляторы. Стучит, стучит его сердце. Льется нежность.
Om Sa ha navavatu
Sa ha nau bhunaktu
Sa ha viryam karavavahai
Tejasvinava dhitamastu
Ma vidvisavahai
Om santih santih santih.
[1]Полумрак. Тишина, прерываемая лишь пением птиц и влажными нитями воздуха, разлетающимися в стороны от огромных вентиляторов. Веки сомкнуты, тела неподвижны.
— Сконцентрируйте свое внимание на межбровном пространстве — это первый шаг медитации. Тело расслабленно. Не думайте о прошлом и будущем, будьте здесь и сейчас. Не вовлекайтесь в игру ума, не поддавайтесь фантазиям. Будьте над мыслями.
Вздох вырвался из груди Анны, влажные ладони сильнее сжали колени. Она не открывала глаза, но отчетливо видела просторный зал: белые каменные стены, люди замерли на бежевых тканых ковриках в позе лотоса, во главе на деревянном низком столе, устланном белой простыней, сидит их учитель Свами. Его лицо источает свет, который не могут скрыть тени раннего утра. В противоположном конце зала, в самом темном уголке, Анна пытается сконцентрироваться, но продолжает видеть москитные сетки на окнах, закрытую зеленую дверь, а недалеко от нее — Витю, неподвижное лицо, окутанное вуалью добра. Точка между бровями… Почему утром так громко поют птицы? Мысли, одна за другой, подступают. Она пытается не смотреть, не чувствовать, не осязать. Влажная струйка катится по лбу, вьется по шее. «Неужели кому-то холодно?» — она слышит шорох ткани, набрасываемой на плечи. Здесь. И сейчас.
— Я больше не могу так.