– За что?
– То есть как это за что?! За наше непосредственное участие в боевых действиях, конечно!
– Мотивируй?
– Ну… я так понимаю, товарищ майор, что те, кто убивает женщин да детей, те, кто сжигает мирные города, они фашисты и есть. И мне совершенно не важно, что неделю назад они были в форме СС или в фельдграу, а сегодня в шкуре ящеров.
– Это ты хорошо, замполит, сказал, – задумчиво кивнул тот. – Обязательно вставь это в завтрашнюю речь.
– Какую еще речь? – не понял Финкельштейн.
– На построении перед батальоном, чего ж тут непонятного? Смотрите сами, мужики. У нас четыреста душ офицеров, плюс батарейцы этого, как его, – Помогайло. Водителей из автобата я даже не считаю. Какая у нас над ними власть? – Харченко прищурился, с непонятным ожиданием оглядывая лица боевых товарищей. Дождался: Финкельштейн возмущенно вздернул подбородок:
– А обыкновенная власть, товарищ майор! Советская. Присягу-то нам никто не отменял.
– Присягали мы с тобой нашей советской Родине и трудовому народу, Яша. А тут, так уж выходит, ничего этого нет. Автарки, вон, согражданами правят, с ящерами воюют. Хреновенько воюют, надо признать, но не это сейчас главное. А главное, Яша, как народ убедить в бой идти. Ты у нас замполит, ты и думай на эту тему.
– Товарищ майор, то есть вы считаете, что батальон должен решение принять добровольно?! – ошарашенно приподнял бровь Лаптев.
– Прямо дроздовцы какие-то, Добровольческая армия, офицерский полк. Будем, как в «Чапаеве», в психические атаки ходить! – хохотнул Крупенников.
Особист по привычке тяжело посмотрел на комбата. Но потом и сам усмехнулся, правда, совсем уж невесело:
– Эх, водки б сейчас… Зря ты, комбат, отказался. А вот скажи, майор, ты, часом, не добровольно на фронт пошел?
Комбат удивленно кивнул:
– Конечно, добровольно. А как же иначе-то?
– Так что ж ты, в сорок втором себя тоже дроздовцем считал?
От тяжелого взгляда особиста у Виталия даже мурашки по коже побежали.
– Шучу, – без тени улыбки прервал тяжелую паузу Харченко. – Ставим вопрос на голосование. Кто за участие в войне? Единогласно? Отлично. А вот теперь к делу, мужики. Давайте обсудим вот что…
…Обсуждение затянулось на добрых три часа. За это время успели вдоволь напиться чая и кофе, сожрать целый батон копченой колбасы (Харченко поначалу обругал ее «какой-то химикалистой», однако ж ел наравне с остальными) и булку хлеба (не вызвавшего нареканий со стороны особого отдела), не раз и не два поругаться и помириться.
А через три часа Крупенников набрал на комме персональный код Автарка и усталым, но довольным голосом сообщил: