Странные все же существа люди. Странные и очень разные. Кто-то может ни на минуту не оставаться наедине с собой и при этом чувствовать себя столь же неприкаянным, как выброшенный на необитаемый остров мореход. А кто-то, день-деньской пропадая в лесах в компании разве что охотничьей собаки, будет вполне доволен жизнью.
Возьмем вот, к примеру, меня. Одинок ли я? Вовсе не уверен, что могу с чистой совестью ответить на этот вопрос утвердительно. Но и обратное утверждать было бы по меньшей мере неправильно. Все-таки одиночная камера – это не пансионат для благородных девиц.
С другой стороны, как можно остаться наедине с собой, если каждые полчаса с пунктуальностью песочных часов приоткрывается окошечко на обитой железными полосами двери и в нем мелькает хмурая физиономия замученного рутиной надзирателя? И пусть на этом наше общение с тюремщиком и заканчивается, лучше бы его не было вовсе.
Нет, я не рою подкоп, не подпиливаю прутья перегородившей узенькое окошко решетки и не пытаюсь ложкой раскрошить раствор, скрепляющий каменную кладку стен. И даже задумки, как покинуть сие слишком уж гостеприимное заведение, посещают меня исключительно после на удивление сытной, по меркам королевских исправительных учреждений, кормежки.
На самом деле выбраться из камеры не проблема. Проблема – что делать дальше. У меня, знаете ли, нет ни малейшего желания переселиться в сырой каменный мешок из-за неудачной попытки побега.
Проснувшись на рассвете, я умылся и по заведенной традиции отжался шесть дюжин раз. Потом немного поколебался, но все же решил устроить пробежку. Восемь шагов до окна, восемь шагов до двери. Когда сбилось дыхание и начала кружиться голова, улегся на холодный каменный пол, уперся ногами в койку и принялся качать пресс. Потом размялся и, уже скорее от нечего делать, устроил бой с тенью.