— Шествия — штука дурацкая. Но публике надо дать насмотреться на настоящих мужчин, — бурчал шагающий рядом со мной гладиатор из старших. — И нам приятно, и им интересно. Только лучше б они кидали не зерно, а монету. Они сейчас насмотрятся, потом будут еще смотреть на нас на арене. А мы — потеть.
— Они ведь за места платят, — вставил другой боец.
— Но тут-то не платят ни черта!
— Ты уж за каждый чих готов требовать монету. Тебе должно быть лестно, что тебе рукоплещут. Вчера нам устроили праздник…
— Не они, а император.
— Император — владыка всех этих людей. Они ему служат, а он им за это — праздники.
— Закрутил-то, закрутил…
Я лишь хмыкнул про себя и улыбнулся молоденькой горожанке, которая особенно настойчиво тянулась вперед, не решаясь все же переступить через желтую черту. На улицах здешних городов нельзя было увидеть полураздетых девиц на шпильках, чья грудь при ходьбе выпрыгивает из декольте с таким же рвением, с каким ягодицы норовят выскочить из штанов с заниженным поясом. Все местные женщины кутались в тряпки не хуже мусульманок, разве что предпочитали не черные мешки, а тончайшие прозрачные, приятные глазу драпировки.
Однако при всем при этом представительницы прекрасной половины человечества этого мира привлекали к себе куда больше мужского внимания. Может быть, здесь сказывалось то, что они избегали его, а может, то, что избегали недостаточно усердно. Обрисовываемое складками тело казалось намного более манящими, чем практически полностью открытое взгляду.
Дорога тянулась под гору, дома постепенно становились все выше, а людей — все больше. Перед нами вставал огромный столичный стадион, занимавший, как было видно с башен императорского замка, куда нас пускали полюбоваться видами, изрядный кусок драгоценной городской земли. Внешние террасы были расцвечены многоцветием самых разных магазинов и ресторанов, а также других заведений, развлекавших горожан в дни, когда на стадионе не случались игры. Впрочем, все это изобилие было к услугам клиентов и в дни праздничные.
Для нас были настежь распахнуты огромные кованые ворота, обычно плотно запертые, и подходы к ним устилали ковры. Я успел узнать, что ковры на улицах обычно подстилаются под ноги самым уважаемым людям, и в этом было еще одно свидетельство того, как высоко положение гладиаторов в здешнем обществе. Лепестки цветов и ветки с зелеными листьями, брошенные нам под ноги, скоро усыпали эти ковры настолько, что трудно было разглядеть узор.
Таким же зримым знаком почтения к нашей профессии явилась стайка облаченных в прозрачные ткани, увешанных венками из листьев плюща девушек, выпорхнувших нам навстречу с золотыми дисками в руках. Оказывается, эти диски умели звенеть не хуже бубенчиков. Танцевали девушки восхитительно, и я с удовольствием остановился вместе со всеми, чтоб полюбоваться этим зрелищем. Аккомпанировал им затейливый перелив барабанов, доносившийся незнамо откуда, чуть позже присоединились звуки каких-то сипелок… Что-то восточное было в этой музыке, как и в этом танце, но какая, в конце концов, разница?