Пару раз я перехватывал его за руку и швырял через себя, один раз успел полоснуть «когтем» снизу и вдогонку, но попал по кольчуге. Пару раз противник мой цеплял меня мечом, оба раза по доспеху. Очень крепко, но и боль тоже удастся ощутить лишь потом, после боя. Как пьяный, я не ощущал боли, я был пьян схваткой.
И когда удар «когтем» все же прошел, а следом за ощетиненной металлом рукой рванул поток упругих плотных темных капель, я сперва даже не осознал, что происходит. Развернувшись по инерции, приготовился перехватывать очередной удар, но его не последовало. Он последовал по ногам, неловко, агонически: отскочить не трудно. Парень, зажимавший рану, повалился в пыль на колени — правая рука его не слушалась. Я поднял глаза к императорской ложе — его величество смотрел в сторону, а кресло, в котором раньше вроде как сидела его наложница, оставалось пустым.
На меня смотрела одна из дам, явно приближенная к особе его величества, правда, держащаяся как-то по-особому, в отличие от них, даже одетая совсем в другой манере — тут это было важно. Она поймала мой взгляд, восприняла бешенство трибун, требовавших, чтоб решение по поводу поверженного было наконец принято. Поднялась с места и взмахнула тонкой рукой, давая мне знак, чтоб я опустил оружие.
Содрав с запястья правый «коготь», я упал на колено рядом с недавним противником, зажал ему рану, видя, что тот слабеет, не в силах сам сохранить остатки своей жизни. Он повернул голову и сперва сделал попытку оттолкнуться от меня, должно быть, истолковав мой порыв превратно. Потом ослабел, позволил нормально взяться за свое плечо. А по арене уже бежали двое, и один явственно был врачом — местные эскулапы носили белое длинное полотенце через плечо поверх черной одежды и мешочек, привязанный к локтю.
— Держись, парень, сейчас, — пробормотал я, пытаясь оценить размеры кровавого пятна на песке и прикинуть, есть ли у гладиатора шансы.
Тот что-то вяло пробурчал в ответ. Потом меня потеснили, и лекарь ловко взялся за пациента, а набежавшие следом работники стадиона аккуратно переместили раненого с песка на носилки и бодренько унесли прочь.
Мне же прежняя дама сделала знак подойти, и я в недоумении сделал несколько шагов в сторону императорской ложи. Меня никто не спешил прогонять, да и на эту тему я был совершенно спокоен — если что, мое странное поведение спишут на чуждость, и если я вдруг выйду за рамки приличий, распорядитель празднества сразу появится рядом, словно из-под земли.
Император наконец-то соизволил повернуть голову и благосклонно взглянул на меня, потом — на даму, дававшую мне знак. Вынырнувший из-под ложи распорядитель в роскошном алом плаще, подвернутом совершенно особым образом, проорал что-то на тему удовольствия, полученного правителем от созерцания боя и необычайного мастерства, продемонстрированного мной. Удивительное дело — его крик вполне перекрыл шум, производимый публикой, либо же публика в тот момент притихла, ожидая услышать интересное.