Итакъ, Рафаэль де-Кадъ все это зналъ, и будучи человѣкомъ впечатлительнымъ (большой недостатокъ для дантиста), высказалъ это женѣ.
— Если Анастасія пріѣдетъ сюда, мистриссъ де-Кадъ, я долженъ васъ предупредить — она обязана платить за себя двѣсти фунтовъ въ годъ, замѣтилъ онъ, рѣшительнымъ и недовольнымъ тономъ человѣка, который очень хорошо знаетъ, что запросилъ слишкомъ дорого и ожидаетъ сильныхъ возраженій. — Мнѣ ее совсѣмъ не надо; гораздо бы было лучше, еслибъ она вовсе не пріѣзжала; но такъ-какъ она настоятельно желаетъ вернуться, то пусть платитъ.
— Конечно, если она «желаетъ», то въ состояніи заплатить, отвѣтила мистриссъ де-Кадъ, зная очень хорошо, что Анастасія не очень-то этого «желаетъ».
— Еще бы не въ состояніи! проворчалъ родитель, начиная сердиться. — Еслибъ у нея было сколько нибудь благородства, то она должна бы предложить двѣсти-пятьдесятъ, такъ-какъ при настоящихъ обстоятельствахъ домъ родительскій ея единственное убѣжище.
Онъ сказалъ это патетическимъ тономъ, какъ будто Анастасія стояла тутъ гдѣ нибудь въ углу; потовъ торжественное выраженіе его лица внезапно исчезло, губы сложились въ полуулыбку и глаза заблестѣли какъ звѣзды.
— Ахъ! вскричалъ онъ:- мы совсѣмъ и позабыли, что я опекунъ закрѣпленнаго за нею имущества, и еслибъ захотѣлъ, то могъ бы надѣлать ей много непріятностей!
Мама де-Кадъ, въ сравненіи съ зубодеромъ, обладала болѣе христіанскими добродѣтелями. Она «обожала» Анастасію и гордилась, что такъ хорошо пристроила дочь. Если она иногда и завидовала ея высокому положенію, то въ этомъ виновато было высокомѣрное обращеніе Анастасіи. Она, сдѣлавшись независимою, начала грубить виновницѣ своихъ дней, стала ею помыкать и обращаться покровительственно.
Не отвѣчая на замѣчаніе Рафаэля, мистриссъ де-Кадъ продолжала свои размышленія и наконецъ, принявъ рѣшительный видъ, который придавалъ ей такое непріятное выраженіе, будто она собиралась кого-нибудь укусить, она начала говорить, глядя на него въ упоръ.
— Послушайте, Рафаэль, поймите меня какъ слѣдуетъ. — Я допущу Анастасію къ себѣ въ домъ, только съ тѣмъ условіемъ, чтобъ она не дѣлала здѣсь никакихъ глупостей.
— Разумѣется, душа моя, отвѣчалъ онъ кротко, видя по выраженію ея лица, что дѣло можетъ разъиграться плохо.
— Я ей не позволю распоряжаться, я причудничать и важничать! продолжала мама, все болѣе и болѣе разгорячаясь.
— Совершенно разумно, моя милая.
— Она должна жить, какъ мы живемъ, не должна разыгрывать важную лэди! У меня безъ капризовъ и фантазій. Я не хочу жертвовать для Анастасіи всѣми дѣтьми, Рафаэль, и прошу не требовать этого отъ меня. Слышите, не требуйте этого!