— Слава-Богу, слава-Богу! вскричалъ онъ: — быть можетъ, она еще все-таки любить меня.
Мнѣ нужно было предложить ему нѣсколько вопросовъ, для его и для моего собственнаго руководства.
— Вы знаете нѣмца, спросилъ я: — нѣкоего господина Грунтца?
— Да, этотъ господинъ имѣетъ чертовски-привлекательную наружность, возразилъ Долли. — Онъ очень любезенъ и бывалъ у насъ. Очень приличный господинъ. По-англійски не умѣетъ говорить, но очень пріятный собесѣдникъ.
— A знаете вы другаго нѣмца, который умѣетъ говорить по-англійски, продолжалъ я: — господина Куттера, который вальсируетъ, какъ бѣшеный?
— Нѣтъ, я никогда его не видалъ, отвѣчалъ Долли, послѣ нѣкотораго размышленія.
— А еще одного нѣмца, по имени Пруша, съ длинными волосами; онъ поетъ — теноръ?
— Нѣтъ, это имя мнѣ незнакомо.
— Всѣ они неистово ухаживали за вашей женой, заключилъ я.
Онъ вскочилъ такъ быстро, что я подумалъ, не бѣжитъ ли онъ домой расправляться съ германскими соперниками. Но я усадилъ его опять въ кресло прежде, чѣмъ онъ успѣлъ передвинуть ноги.
— A она поощряете этихъ людей? спросилъ онъ, едва переводя дыханіе.
— Мой любезный другъ, воѵравялъ я:- это входитъ въ ея тактику. Она стала бы поощрять даже горбуна или живаго скелета, если думала, что это возбудитъ въ васъ ревность.
На слѣдующій день, пока онъ еще спалъ крѣпкимъ сномъ, я тихонько вышелъ изъ дому по своимъ дѣламъ.
Я былъ недолго въ отсутствіи, но по возвращеніи домой, увидѣлъ, что птичка уже улетѣла.
Чортъ возьми! подумалъ я, взявъ записку, оставленную Долли на столѣ:- если онъ покажется тамъ въ эти критическіе минуты, — все пропало!
Вотъ что было въ запискѣ:
«Милый Джекъ! я скоро вернусь, я хочу еще разъ взглянуть на нее. Я знаю мѣсто, гдѣ могу спрятаться и видѣть ее; тамъ никто меня не замѣтитъ. Скоро вернусь. Никакъ не могу удержаться».
«Долли».
Онъ пробрался въ свой собственный садъ заднимъ ходомъ, потомъ, ползкомъ, по аллеѣ, стараясь держаться подъ кустами, приблизился къ самому дому и тамъ, скорчившись подъ лавровымъ деревомъ, терпѣливо ждалъ времени когда прекрасная Анастасія выйдетъ прогуляться на свѣжемъ воздухѣ.
Послѣ двухчасоваго ожиданія въ такой заячьей позѣ, маленькія ножки Долли стали корчиться отъ судорогъ; однакожь, несмотря на боль въ икрахъ, несмотря на то, что всѣ жилы его, казалось, сплелись въ узлы, онъ не хотѣлъ двинуться съ мѣста, и только страстно желалъ, чтобы красавица поспѣшила прогулкой, пока у него остается сила переносить боль безъ стоновъ.
Долли видѣлъ, какъ слуги унесли кушанье и чай, какъ они ходили взадъ и впередъ, какъ унесены были даже свѣчи; но видѣть возлюбленную Стаси ему не удалось.