, что строжайше запрещалось моральным кодексом заведения. И тогда Божедомскому приходилось трудно. Хорошо, что выручала Катя, опытная актриса. По его просьбе она навязалась Лизе в подруги и взяла на себя роль громоотвода. Когда было нужно, Катька утешала дурочку, вытирала ей сопли и кляла всех мужиков на свете.
Услыхав о романе с последствиями , Божедомский вызвал Елизавету и коротко спросил:
– Кто?
Горничная молчала.
– Если это кто-то из них , немедленно делай аборт.
И тогда она подняла на него взгляд, исполненный такого гнева и такой беспомощности, что Борис Викторович, будучи мужчиной чувствительным, едва не заплакал. Но одновременно, заглянув в Лизины васильковые глаза, он понял, что дело пахнет керосином.
– Молчишь?
– Что я мог, Максим, что я мог? – воскликнул Божедомский.
– Почему мне не сообщил?
В глазах Божедомского была мировая печаль.
– А помнишь, твоего Жоржика с «Грюндиком» взяли?
Божедомский болезненно сморщил лицо.
– Помоги мне, Борис, – попросил Максим Максимыч. – Не можешь сам, намекни, кто может?
– Катерина, – шепнул Божедомский.
– Катька? – засомневался капитан. – Подстилка палисадовская?
– Мне кажется, – возразил Божедомский, – Катя что-то знает и очень страдает после смерти Лизы.
– Дядя Максим! – с порога голосила Катька. – Простите, дядя Максим! Не уберегла я Лизу, лебедушку нашу белую! Господи, за что ее? За что ее, дядя Максим? Такая была тихая, приветливая!
Катя села на стул, положив ногу на ногу. «Хороша, стерва!» – невольно подумал Максим Максимыч и почему-то вспомнил жену Палисадова, некрасивую, с малокровным лицом.
– Ты, конечно, знаешь, – сказал он, – что Лиза мертвого ребенка родила. Как это случилось, Катюша?
Катерина сощурила подмалеванные глаза.
– Про это я уже рассказала Дмитрию Леонидовичу.
– Странно, – задумчиво продолжал капитан. – Неужели Генка? Ну морячок! Ну доберусь я до него!
– Генка? – ухмыльнулась Катя. – Г… деревенское! Лиза любила высоких, красивых! И чтоб обязательно вежливый был, со столичными манерами. На жалость не дави, капитан, – вдруг хамски заявила Катька. – Ничего я тебе не скажу! Мое дело – сторона!
Нервы у Соколова не выдержали. Он шагнул к девушке, схватил ее за плечи и тряхнул так, что ее затылок стукнулся о спинку стула.
– Слушай сюда, курица крашеная! Хочешь знать, за что убили твою подружку? За то, что знала слишком много. А следующей будешь ты! И никакой майор Дима тебя не спасет.
Катька смотрела на него испуганными глазами. «Браво, капитан!» – похвалил себя Соколов.
Соколов гнал газик с остервенением, не щадя ни сцепления, ни изношенного мотора. Его колотило от бессильной ненависти.